"Павел Крусанов. Тот, что кольцует ангелов ("Бессмертник")" - читать интересную книгу автора

посередине. Голубые елки по ее краю всегда выглядели немного пыльными. Окна
аптеки выходили на боковое крыло огромного дома с гранитным цоколем,
массивными полуколоннами и скульптурным (индустриальные победы) фризом,
разглядывая который прохожему в шляпе приходилось шляпу придерживать. За
полированным деревом прилавков, в застекленных шкафах царил неумолимый
аптечный порядок - мази и грелки, микстуры в пузырьках и пилюли в картонных
коробках, касторовое масло и бычья желчь, бандажные пояса и горчичные
пластыри томились природной готовностью немедленно услужить. Дальше
начинались владения Ъ.
В провизорской работали человека три-четыре, однако у Ъ был свой,
отгороженный от остальных угол, что говорило о признанной независимости и
особости его положения. Ко всему, в числе сотрудников аптеки он оказался
единственным мужчиной, и это, в известной мере, изначально выделило его из
среды. Ъ практически не исполнял своих прямых обязанностей (обеспечение
рецептов) - его работу можно было назвать сугубо исследовательской, что,
разумеется, делало ее внеположной для такого хрестоматийного учреждения,
как аптека. Со слов Ъ нам известно, что вначале заведующая выговаривала ему
за посторонние занятия, но их отношения быстро наладились - каждением
какой-то зеленой пыли Ъ в полчаса свел с ее глаза врожденное бельмо.
Помещение провизорской всякий раз встречало нас смесью столь
экзотических запахов, что невольно вспоминались рассказы о кораблях с
ладаном, которые сжигал Нерон при погребении Поппеи, или о "столе
благовоний" императора Гуан Цуня. При входе мы надевали белый гостевой
халат и, заискивающе улыбаясь сотрудницам (формально посторонние в
провизорскую не допускались), следовали в ароматный закуток Ъ, внутренне
холодея от колеблемых аптечных весов и непоколебимых шкафов, от обилия
стекла и неестественной чистоты поверхностей. Хозяин закутка неизменно
пребывал в одном из двух присущих ему состояний - он или что-то дробил в
фарфоровой ступке, отмерял на весах, вязко помешивал в чашке Петри, топил
на спиртовке, попутно делая в потрепанном блокноте быстрые записи, или с
удивительной отстраненностью смотрел в стену и был совершенно невосприимчив
к внешним раздражителям, - в последнем случае нам приходилось подолгу
ждать, когда Ъ обратит на нас внимание.
Нет, мы не были с Ъ друзьями. Пожалуй, мы вообще не знаем человека,
которого можно было бы назвать его другом. Нам просто нравилось под
каким-нибудь пустячным предлогом - прыщ, несварение, насморк - приходить в
провизорскую и, глядя на работу Ъ, говорить о величии Египта, который в
неоспоримой гордыне "я был" и в кристальном знании "я буду" строил свои
гробницы и храмы из тысячелетий былого и грядущего, в то время как зябкая,
дрожащая надежда "я есть" никогда не имела в своем распоряжении ничего
прочнее фанеры. Ъ подносил к нашему носу баночку с чем-то влажным, отчего в
минуту проходил насморк, и с убедительными подробностями перечислял
шестнадцать компонентов благовония "куфи", которым египтяне умилостивляли
Ра.

Индийские священные книги учат, что растения обладают скрытым
сознанием, что они способны испытывать наслаждение и страдание.


Дон Хуан связывал использование Datura inoxis и Psilocybe mexicana с