"Павел Крусанов. Сотворение праха ("Бессмертник")" - читать интересную книгу автора

в хвосте у медведя идучи, как услышишь одых хрипом, ступай смело, каким
путем лучится, потому зверь сердцем сник и погоню сей миг бросит". А
дальше... - Книга в руках Коротыжина захлопнулась. - Дальше пламенник
делится кое-какими секретами ворожбы и говорит, что при встрече с косолапым
кстати может оказаться клубок просмоленной веревки, заговоренный печерским
ведьмаком оберег, сухая известь, вываренный крестец летучей мыши,
серебряная откупная гривна, печень стерлядки, нетоптаная черная курица и...
кажется, все. Но с таким багажом встретить мишку - случай редкий. Так-то
вот. В тот раз выходил пламенник из Руси под личиной княжеского посла со
свитой из переодетых скоморохов. Путь держал через улус Джучиев и державу
Тимуридов - хотел осмотреть судьбу всяких пределов...
- Слушай, Слива, - сказал вдруг парень, - а кто в штабе у этих
призванных портреты сторожит? Тот, стало быть, и атаман, раз жизням их
хозяин?
Коротыжин на миг задумался.
- Нет, - сказал он, - не атаман. Ему, конечно, от пламенников
уважение, но в дела всякого призванного сторож не допущен. Да и портреты
заговоренные - если пламенник тайны хранит, а портрет кто-то ножиком тычет,
тот сам и окочурится. Сторожу это известно.
Дождь за окном ослаб. Осовелая витрина смотрела на стучащий мимо
трамвай.
- Что же, и судьбы читать твой пламенник научился?
- А как же, - сказал Коротыжин. - Дело-то пустяковое - они ведь уже
кончились.
- Сам что ли пробовал? - Трудная улыбка вновь осела на круглом лице
парня. - А скажи-ка мне, Слива...
- Пожалуйста. Смерть твоя, в продолжение жизни, будет дурацкой. Ты
поскользнешься на банановой шкурке и проломишь череп о поребрик. Из
больницы ты выйдешь идиотом и остаток дней поделишь между домом и
набережной Пряжки. Твоего лечащего врача будут звать Степан Периклесович -
он тоже пламенник... А однажды ты сожжешь лицо на газовой плите и через три
дня умрешь в больничной палате, потому что гной из твоих глазниц прорвется
в мозг. - Коротыжин плеснул в опустевшую чашку медной заварки. - А когда
все это будет, не скажу. Смысла нет - это уже случилось.
Лицо парня плавно отвердело, словно оно было воск и его сняли с огня.
За окном матовая занавесь раздернулась, и теперь лишь редкие капли
шлепались в лужи со светлеющего неба.
- Хамишь, Слива, - нехорошо сказал парень. - Ну вот что... школьная
задачка - прежнее на полтора умножь. Теперь так будет. Шевелись, говорун!
- Помилуй, - спокойно сказал Коротыжин. - Я масспродукта не держу.
Наркотиков всяких из целлюлозы и типографской краски...
- Теперь так будет, - повторил парень. Лицо его было твердым, казалось
- сейчас посыплется крошкой. - Товар твой - и вправду дрянь. Но раз аренду
тянешь, так и за покой плати - а то, гляди, выгорит лавчонка... - Парень
оттолкнул свою чашку, та стукнулась о заварник и едва не опрокинулась. - А
не по карману - место не занимай. Насосанные люди осядут.
Коротыжин встал, сыро пробурчал под нос: "Тупо сковано - не
наточишь..." - и отправился в комнату за подсобкой, где оформлял торговые
сделки и хранил в сейфе документы и выручку. Спустя минуту на журнальный
столик легли четыре пачки денег. Две - сиреневые, две - розовые. Букеты не