"Павел Крусанов. Сотворение праха ("Бессмертник")" - читать интересную книгу автора

Рушановны. Сам Коротыжин чай никогда не сластил - он находил, что сахар
прогоняет из напитка чудо, которое в нем есть.
- Так вот, - сказал Коротыжин. - Моего пламенника в Московии сильно
увлекла медвежья охота. К этому ремеслу он подступил еще в пору
бортничества - над крышей колоды подвешивался на веревке здоровенный
чурбан, который тем сильнее бил медведя в лоб, чем сильнее тот отпихивал
его лапами. Так - разбивая в кровь морду - доводил упрямый зверь себя до
изнеможения. Или готовился специальный лабазец - сунет медведь лапу в щель,
пощупает соты, а тут - бымс! - захлопнется доска с шипами, и, как зверь ни
бейся, погибает дурацкой смертью: разбивает ему ловец задницу палкой,
отчего вмиг пропадает медвежья сила... - При известии о медвежьей слабинке
парень прыснул в чай. - Я знаю об этом отчасти со слов пламенника, отчасти
из книги "Чин медвежьей охоты", которую написал тот же пламенник в бытность
свою пестуном у княжичей в Суздале. Разумеется, капканы были баловством -
настоящая охота начиналась тогда, когда мужики ловили зайца и с рогатинами
шли к берлоге. У берлоги начинали зайца щипать - медведь заячьего писку не
выносит - и тем подымали зверя. Вставал мохнач, разметав валежник, на дыбы,
и тут кто посмелее, изловчась, чтобы зверь не вышиб и не переломил
рогатину, всаживал острие медведю под самую ложечку. Зверь подымал рев на
весь лес, а ловец упирал рогатину в первый корень и был таков, - медведь
же, чем больше бился и хватался когтями за рогатину, тем глубже загонял
острие в свое тело. Оставалось добычу ножами добить и поделить по
уговору... Но если упустят ловцы медведя, то нет тогда зверя ужасней на
свете - всю зиму он уже не ложится, лютует, ломает людей и скот, выедает
коровам вымя...
- И долго?.. - Парень сглотнул, будто вернул в глотку грубоватое для
слизистой слово. - Долго твой призванный небо коптит?
- Вот смотри... - Коротыжин шаркнул к стеллажу и снял с полки
пухленький том в шестнадцатую долю листа.
Том был в ветхом кожаном переплете цвета старой мебели, с приклеенным
прямо к блоку корешком, настоящими бинтами и желтыми неровными обрезами.
Шершавый титульный лист гласил: "Чинъ медвежьей охоты". Шрифт был
подтянутый, но чуть неровный, словно часть литер прихрамывала на правую
ногу. Далее следовало: "Съ Латынскаго на Россiйской языкъ переведенъ въ
Нижнемъ Новгороде. Москва. Въ Типографiи у Новикова. 1788". Авторство
указано не было.
- Пламенник написал это в пятнадцатом веке на русском, - сказал
Коротыжин. - Впоследствии, проживая в Италии, он перевел рукопись на латынь
и преподнес Папе Пию II как документ, позволяющий глубже постичь упрямый
оплот греческой схизмы. Книга была издана в папской типографии. С нее и
сделан обратный перевод на русский, так как оригинал утрачен. - Коротыжин
отложил матово-бурый, в потеках, том. - Ну а что с ним было до пятнадцатого
века, пламенник рассказывать не любит. Еще я знаю, что он посильно помогал
Пискатору в составлении карты Московии...
- А про медведей - все? - Из пачки проклюнулась вторая сигарета.
- Отчего же... Казалось бы, что ему медведь - он мог шутя заставить
зверя служить себе, лишь начертав в воздухе знак, мог убить его заклятьем,
но он хотел испытать над ним не победу своей таинственной силы, а честную
победу того, что было в нем человеческим. Завалив с десяток медведей
ватагой, пламенник принялся ходить на зверя один на один. Готовился загодя