"Павел Васильевич Крусанов. Бом - бом " - читать интересную книгу автора

как правило, следует бунт. Он вспомнил, что спецы говорят, будто
муравьи-солдаты убивают на своём пути всех, кого в силах убить, и никогда не
бегут с поля боя, стоят насмерть. "Интересно, - подумал глубже Андрей, - что
господина Бога печалит больше - Курская дуга или вседневная пожива этих вот
козявок?" Быть может, прав Ориген, узревший душу не только в человеке, но и
во всяком звере и даже, кажется, в стихиях, звёздах и луне? Тогда выходит -
для Творца здесь нет различий и смерть жука ничем не безобидней
раздавленного танком ополченца, иначе вслед за Хлебниковым надобно признать,
что господин Бог - только Бог человеков, а у всех прочих тварей -
собственные боги. Полосатые у тигров, усатые у таракашек. Или, скажем, у
пауков - осьминогий бог сидит на вселенной, как на мировой паутине, и
чувствует всё её трепетание... Иначе получается - Бог есть, но Его-мало - на
всех не хватает. Зачем-то обобщая факт встреченного муравейника, Андрей
решил, что так же вот, поди, и люди - томятся, маются, а изнутри не могут
понять природу той мощи, чья подспудная давильня определяет логику их жизни.
И в этом человек ничем не лучше муравья, которому не распознать руководящую
им волю, назови её инстинкт, судьбина, разум или мания. В конце концов,
разве может человек представить, как судило бы о нём существо, которое
наблюдало бы его так, как сам он наблюдает муравьишек? "Хорошо ли муравей
исполняет свою роль? - размышлял Норушкин. - Куда как хорошо, да что там -
безупречно. На человеческий, конечно, взгляд. А на свой, муравьиный, он,
возможно, халтурит - не во всю мощь стискивает жвалы, атакуяпревосходящие
силы дебелой гусеницы. То же и с людьми - извне, снаружи, так сказать,
человек отменно исполняет своё предназначение, ну а мера недоисполненности
вполне может быть описана термином "не во всю мощь стиснул жвалы"..."
Андрей стоял и смотрел на деловито кипящую кучу, покуда по ногам его не
побежали натуральные лесные мурашки. Отряхнувшись, он вошёл в бор, где было
хорошо и на меховом мху трепетали лёгкие тени.
В лесу, однако, на него набросился комар - страшный привереда. Тут ему
не так, там ему не так. Оставив факт бестолкового комара без обобщения,
Андрей мимоходом лишил его жизни, и тот предстал перед своим долгоносым
богом...
В деревню Сторожиха можно было пройти кругом по пыльной грунтовке, но
Андрей ходил напрямик - лесом. Слева что-то мелькнуло между стволов, ухнуло
и затихло - то ли леший, то ли просто большая ухающая птица. Солнце золотило
паутины, вспыхивало в просветах крон и давало тот слепящий, с контрастными
тенями свет, который так не любят грибники, да их тут, собственно, и не
было. Потом за сосняком случился частый березняк-осинник, где Андрей
заприметил пару молодых, тугих красноголовиков, а дальше лес кончался,
как-то сразу, без торговли, уступая место одичалому яблоневому саду, забор
которого давно завалился и погнил. В июне весь сад, словно пеной, был покрыт
пузырями спелых одуванчиков - теперь он был усыпан лиловыми звёздочками
смолёвки, истоптанной шмелями дубовкой, яично-жёлтой пижмой и прочими
полевыми цветиками. Здесь не косили - заготавливать сено впрок никому не
приходило в голову. Чудесное и странное здесь было место. Поговаривали, что
с приходом зимы лето тут не кончалось - окрестности засыпало глубоким
снегом, земля становилась белой, приглаженной и покатой, но люди продолжали
жить под снегом летней жизнью - там по-прежнему зеленели деревья, паслись на
лугах бурёнки и порхали бабочки. Проверить слухи, однако, Андрею пока не
довелось. В траве он отыскал нагретое солнцем с одного бока яблоко-падалицу,