"Илья Крупник. Карусель (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

задом сползал к реке под пулями с горки, но я ведь только почувство-
вал, как тряхануло! И вот я уже стоял: я стоял на земле! Да. Это было
чудо. Я не лежал, не упал, я стоял на земле!
Впереди виднелись дома поселка, кое-где огни в окошках. Четвертый
дом, как показала пальцем баба Фая, это и была милиция.
Я остановил, не доезжая, машину, и, попросив бабу Фаю постеречь, мы
пошли с Аней пустой улицей, платок цветастый она держала в кулаке и
пыталась, не поспевая, приспособиться вприпрыжку к моему шагу.
- Так вы надеетесь, да?.. - Губы у нее сильно потрескавшиеся, а нос
вздернутый забавно, и сережки как точки зеленоватые, вроде под цвет
глаз.
Но я ответить не успел: у водоразборной колонки заплясали, уверты-
ваясь друг от друга, какие-то мальчишки взрослые с клюшками. Они руби-
ли наотмашь непонятно кого длинными клюшками изо всех сил по лицу, по
голове. И - враз разбежались. Двое остались лежать неподвижно на за-
топтанном снегу.
Было это, может, какие-то секунды, я понял, что стою, расставив ру-
ки, ее закрывая, она сзади прижимается ко мне.
Потом один начал медленно приподыматься. Он встал, качаясь, и под-
нял клюшку. Второй на коленях ощупывал лицо.
Да, верно: секунды. Когда глянул я, услышав голоса на крыльце, как
сбегают, топоча, из милиции в незастегнутых шинелях, обернулся снова,
было уже пусто. Лежала только клубком большая кошка, прибитая.
Толстый лейтенант, нагнув голову, тронул ее носком ботинка, наконец
двумя пальцами в перчатке поднял за ногу. Это была кроличья шапка.
- Подонки, - сказал лейтенант, плюнув в снег. - Постойте... - Он
поглядел на меня, на Аню. - У вас, кажется, машина? В больницу отвезе-
те, у нас раненый. У нас "уазик" неисправный.
Он крикнул, сложив ладони рупором. Но человека уже вели, лицо у не-
го было серое, рот открыт, он был в распахнутом светлом тулупе, с об-
мотанной кровавыми тряпками рукой. Сзади милиционер тащил по снегу за
ремень зеленый ящик.
- Как отвезете, - распоряжался лейтенант, - так возвращайтесь, ваш
вопрос мы разрешим.
Я хорошо помню, как меня опускали в узкую ванну. Потом добавляли,
макая термометр, укрытый в деревяшке, тяжелую, такую зеленоватую воду.
Она была теплая, доходила уже до подбородка. Это и был покой.
Я понял наконец, что умираю. А ведь во всем отделении госпиталя я
был самый младший! Меня все называли "сынок". Я забился, расплескивая,
я закричал.
Не надо. Нет! Считайте, что и предыдущее, до этого, фронт, я забыл.
Такое чувство, что вовсе не со мной было. Или в моей другой жизни.
Но все ж таки... То, что навсегда:
Ночь. Вдруг очень близко автоматная очередь. Еще ближе отстрелива-
ются, это винтовки, и тра-та-та-та-та из пулемета.
Дверь в палату нашу, лежачих, открыта, мы видим в коридорном окне,
как уходит в небо осветительная ракета. Огненные трассы, грохочущий
лай крупнокалиберного пулемета...
Кто-то бежит, теряя шлепанцы, по коридору в госпитальном белье, с
гипсовой рукой-"аэропланом", он кричит, срываясь: "Победа! Победа! По-