"Тамара Крюкова. Лунный рыцарь" - читать интересную книгу автора

стояли нарядные, в кружеве красновато-оранжевых листьев. Их ветви были щедро
украшены гроздьями рубиновых ягод. Поляна казалась удивительно радостной,
поэтому высохшая коряга, торчавшая посередине, была особенно не к месту.
Глеб спешился и, держа коня под уздцы, подошел к коряге. Вдруг она
шевельнулась. От испуга конь заржал и встал на дыбы. Поводья едва не
выскользнули у Глеба из рук. Коряга повернулась, и Глеб увидел, что принял
за деревяшку сгорбленную старуху, одетую в бесформенные лохмотья. От
ветхости ткань давно потеряла свой первоначальный цвет и стала коричневой,
как древесная кора. Старуха сидела на пне, таком же старом и трухлявом, как
и она сама. Ее лохмотья сливались с растрескавшейся корой, будто она и сухая
деревяшка были единым целым. Тяжело опираясь на клюку, старуха встала.
Суставы ее хрустели, точно старое дерево скрипит на ветру. Она была такая
древняя, что, казалось, вот-вот рассыплется.
- Мил человек, пожалей старушку. Ноги у меня больные, не держат. Ходить
невмоготу. Будь добренький, отдай мне своего коня, - попросила старуха.
Конь фыркал и пятился назад, будто понимал, о чем идет речь, и
показывал, что не хочет менять хозяина. Глядя на странную старуху, Глеб был
готов поверить в легенды о лесных духах, которые якобы в стародавние времена
водились в здешних лесах. Да и конь вел себя на редкость беспокойно. Глеб
заколебался. Если старуха и впрямь связана с ведовством, то отказать ей было
бы рискованно. Но отдать своего любимого скакуна неизвестно кому было
равносильно предательству.
- Я не могу отдать вам коня, но с радостью подвезу вас, куда скажете, -
учтиво предложил Глеб.
- Что ж, неплохая мысль, - лукаво усмехнулась старуха.
Не успел Глеб опомниться, как она шустро, вприскочку подбежала к нему,
куда девались ее немощь и хворь. Конь метнулся, вырвал поводья из рук Глеба
и, почувствовав волю, точно взбесившись, поскакал прочь. Глеб рванулся за
скакуном, но стоило ему повернуться к старухе спиной, как та шустро вскочила
ему на закорки и, оседлав, бойко прикрикнула:
- Вперед, залетный!
Глеб попытался сбросить с себя старую каргу, но она намертво вцепилась
в него скрюченными пальцами.
- Вези, вези. Сам обещался. Я тебя за язык не тянула, так что не
обессудь. Эх, разгонись, пошевеливайся! - разошлась старушенция.
Хватка у нее была мертвая, и скоро Глеб понял, что сопротивляться
бесполезно. Стоило ему замедлить шаг, как она больно пришпоривала его
пятками. Сбиваясь с дыхания, он спотыкался о торчащие из-под земли
корневища, но старуха, будто не замечая его усталости, с гиканьем и хохотом,
гнала все глубже в чащу.
Глеб не знал, сколько времени прошло, когда они оказались в ельнике.
Солнце не просеивалось сквозь сито пушистых ветвей. Здесь царил полумрак, и
даже не верилось, что неподалеку буйствовали золото и пурпур осени.
- Тпрру! - скомандовала старуха и соскочила на землю. Из Глеба точно
вынули стержень. От изнурения он едва не рухнул, но удержался, схватившись
за стоящее рядом дерево.
- Хорош скакун, ничего не скажешь, - одобрительно произнесла старуха и
пообещала: - За это я, пожалуй, тебе хорошую службу сослужу. Правда, не
задаром. Видишь ель вековуху? Коли сговоримся, все шишки под ней будут твои.
Она указала на могучее дерево, которое возвышалось над своими соседями.