"Александр Александрович Крон. Бессонница (Роман)" - читать интересную книгу автора

с мордочкой неаполитанского мальчишки, яркоглазый и неулыбчивый. Илюша вел
программу в образе хромого и косноязычного служителя из анатомички, он все
время заикался и путал, в этих как бы нечаянных оговорках таилось страшное
коварство. И на этот раз он вышел, смешно загребая ногой, в резиновом
фартуке и белой шапочке, выйдя, он бесконечно долго с радостной ухмылкой
разглядывал зрительный зал, было ясно, что он может удерживать на себе
внимание зала столько, сколько хочет. Затем вздохнул и возвел глаза к
потолку. На лице его отражалась мучительная работа мысли, он готовился
произнести первую фразу. Фраза рождалась в тяжких потугах. Губы шевелились,
кадык ходил как при глотании, казалось, слово вот-вот обретет критическую
массу и сорвется с губ, но в последнее мгновение какой-то пустяк нарушил с
таким трудом достигнутую сосредоточенность и попытка не состоялась. В зале
засмеялись и захлопали. Илюша поднял руку, его глаза умоляли: тише, так
легко нарушить творческий процесс. После этого он еще не меньше минуты под
сдерживаемый смех зала ловил ускользающую мысль и наконец выдохнул:
- Я н-не оратор...
Досадливо отмахнулся от смеющихся людей и грустно пояснил:
- Г-говорить не умею.
Затем извлек из кармана свернутую в трубочку бумагу и бережно
развернул.
- Р-разрешите зачитать?
- Читай! - крикнули из зала.
Илюша колебался. В нем зрело новое решение:
- Лучше я э-запою.
Он мигнул аккомпаниатору и объявил:
- К-композитор Чайковский. К-куплеты мосье Трипе.
- Трике! - крикнул зычный голос.
Илюша вздрогнул как от испуга. Посчитал на пальцах, как бы проверяя
себя. И, проверив, печально подтвердил:
- Трипе.
Известные всем и каждому куплеты были забавно переделаны на злобу дня,
но секрет их успеха заключался все же не в тексте, а в дьявольски уловленном
сходстве между оперным Трике и почтенным Петром Петровичем с его
торжественной жестикуляцией и выспренно-комплиментарной речью. Даже я,
видевший Полонского первый раз в жизни, оценил меткость нанесенного удара,
но мог ли я тогда предвидеть, что беззлобная насмешка Илюши навсегда
вытеснит старое лестное прозвище Аксакал и отныне во всех кулуарных
разговорах он будет именоваться не иначе как мосье Трипе. Обо всем этом я не
слишком задумывался, потому что среди взрывов хохота мне два или три раза
послышался негромкий, но очень ясный, по-девчоночьи звонкий смех Ольги - так
радостно-доверчиво умела смеяться только она. И я решил, как только объявят
перерыв, подойти к Оле и заговорить, даже если мне придется пробиваться
сквозь отчужденность. Ольга была слишком горда, чтоб упрекать, и я не боялся
упреков, но имел все основания ожидать холодности.
Куплеты имели шумный успех, затем хор превратился в ученый совет, а
Илюша изображал поочередно диссертанта, научного руководителя, двух
официальных оппонентов и одного неофициального - подвыпившего паренька "из
публики", единственного, кто дает диссертации трезвую оценку. Это была
довольно злая пародия на наши защиты. Не дожидаясь конца, я встал и пошел к
выходу с озабоченным лицом человека, вызванного по срочному делу. У двери я