"Феликс Кривин. Упрагор, или Сказание о Калашникове (Авт.сб. "Хвост павлина")" - читать интересную книгу автора

Он хотел, чтоб все были равны. Правда, не все выдерживали такое
равенство. Одних приходилось вытягивать, другим обрубать ноги. Да, он шел
по трупам, но все же ушел далеко.
Однако трупы многих смущали. И они говорили: нет, мы Прокруста отдадим.
И не только его отдадим, но и всех его пособников и приспешников.
И они уносили портрет Прокруста в чулан, а на его месте вешали слова
писателя: "Все в человеке, все для человека!"
Но сама идея была хороша. До Прокруста еще никому не удавалось добиться
такого всеобщего равенства. Прокруст по крайней мере служил идее. А чему
служил потребитель Тантал?
Потребители не служат идеям, они служат только своим потребностям. И
ученые мужи говорили: нет, мы им Прокруста не отдадим!
Вы посмотрите вокруг: ведь у нас одни потребители! Хоть бы кого-то
взволновала идея - пусть жестокая, пусть бесчеловечная! И ученые мужи
приносили из чулана портрет, а слова писателя возвращали в собрание его
сочинений.
Если б отделить эту прекрасную идею от ее ужасного осуществления! Чтоб
сама идея была, а осуществления - не было.



6

Он ходил по Дремотделу, из сектора в сектор, все больше погружаясь в
удивительные мифические дела. То тут, то там его принимали за
представителя и начинали отчитываться в якобы проделанной работе, причем
отчет начинали с древнейших времен: "Вначале был хаос..."
Звучали отчеты примерно так: "Вначале был хаос. Товарищ Хоменко собрал
сотрудников..."
В секторе мифического счастья обсуждался важный вопрос: что для чего
является необходимым условием - любовь для счастья или счастье для любви.
Учмуж, настолько старый, что в слове "любовь" не мог произнести правильно
ни одной буквы, вследствие чего у него вместо любви получалась дружба, а
иногда и сотрудничество, говорил, что без счастья не может быть
сотрудничества, но и без сотрудничества не может быть счастья. Скептики
утверждали, что счастье вообще невозможно на земле, поскольку история жить
не может без географии, а география к истории равнодушна. География
намного старше истории, она уже была стара, когда истории еще и на свете
не было, вот почему она к ней равнодушна. От старости. А история по
молодости лет может" вообще погибнуть от этой несчастной любви. Слишком
близко к сердцу она принимает географические проблемы.
В различных точках земли по-разному складываются отношения между
географией и историей. Какое-нибудь крохотное государство, в котором
географии почти не видать, имеет большую историю, которая в нем
развивалась в ущерб географии, и это государству пошло на пользу. А у
другого государства одна только география, сплошная география и ничего
больше.