"Феликс Кривин. Упрагор, или Сказание о Калашникове (Авт.сб. "Хвост павлина")" - читать интересную книгу автора

однообразием легче руководить. Ей бы все привести к общему знаменателю, и
не только знаменателю, но и общему числителю, чтобы все в едином строю
штурмовали новые и новые вершины. От 1/1 к 2/2 и дальше - к 10/10,
100/100... Чувствуете развитие?
Только такая дробь в этом победном ряду считается правильной, всякая же
другая мешает нашему поступательному (наступательному!) движению от 1/1 к
оо/оо [бесконечность].
Человек изобрел бумагу, а теперь бумага изобретает его. Пусть он не
семи пядей во лбу, пусть у него и одной пяди не наберется, но приходит
бумага о его назначении, и сразу пяди начинают расти и расти до тех пор,
пока не дорастут до занимаемой должности.
Жизнь во всем ее богатстве на бумагу не перенесешь, да она и не
поместится. Поэтому ее уменьшают и рядом пишут масштаб. Так и человека
бумага то уменьшает, то увеличивает. Фамилия, а рядом должность, звание,
награды. Тот же масштаб: считать такого-то маленького большим, а такого-то
большого маленьким...
Маленького можно подшить к делу, большому пришить дело, но настоящее
дело от этого не двигается.



18

Великая сила сказанного - это великая сила написанного, хотя не
пишущий, а говорящий пожинает плоды почета и благосостояния. Потому что
говорящего и видно, и слышно, а пишущего - не видать, не слыхать. Он,
подобно орудийному расчету, расположен в укрытии и предоставляет говорить
пушкам. Он рассчитывает, наводит на цель, а пушка пишет в резолюции:
"пли!" - после чего выстрел считается сделанным.
Говорящим был Федусь, пишущим - Калашников. Но это лишь до тех пор,
пока мы говорили и писали о вершинах. А теперь, когда надо было говорить о
провалах, Федор Устинович задумался: а не пора ли давать дорогу молодым?
Как хорошо Калашников писал о горе Горуне! О том, как она тянется к
небу каждым деревцем, каждой травинкой. Федусь, когда выступал об этом с
докладом, сам умилился: как мы тянемся вверх, какие перед нами открываются
высокие перспективы. Но Горуня со всех сторон окружена провалами. Это мы
упустили, об этом не сказали. Пусть теперь об этом скажет Калашников -
надо же когда-то давать дорогу молодым.
Для Калашникова это была большая радость. Он еще там, в горах, мечтал,
чтоб его не только услышали, но и увидели. Тем более, что говорить он
будет о горе Горуне, о том, что при ее высоких достоинствах, поглядите,
какими низменными обстоятельствами она окружена.
По сравнению с вершинами Памира, Горуня - гора невысокая, но крутая,
для кого-то даже неприступная, а для Калашникова она своя, самое
заповедное на земле место. Здесь он родился, думал, здесь и помрет, но
судьба распорядилась иначе. И повела его судьба от родного пригорочка к
таким вершинам, о которых подумать страх. В люди судьба его повела. Из
пустого звука, из бесполезного сотрясения воздуха - в люди!
Здесь, на Горуне, его первый вздох, первый вскрик, здесь каждый
камешек, каждый стебелек - это его, Калашникова, беззаботное детство.