"Феликс Кривин. Простые рассказы (Авт.сб. "Хвост павлина")" - читать интересную книгу автора

вручили ему некоторую сумму в счет будущих заработков. Петро Иванович
Небога, в обход тех инстанций, от которых получал выговоры, придумал для
князя гонорар. Князь знал румынский, но не знал украинского, а переводить
надо было с украинского. Поэтому Петро Иванович сначала переводил с
украинского на русский, чтобы князь мог перевести на румынский, а потом
уже, в нашей румынской редакции, переведут с румынского, который знает
князь, на румынский, который знают все остальные.
Князь принял нашу помощь легко, будто не принимал ее, а оказывал, и мы,
чтоб не гонять его по столовым, пригласили его на обед.
Обед был назначен в нашем учреждении после окончания рабочего дня.
Женщины сбегали домой и принесли кое-что из домашних запасов, мужчины
отправились за покупками в магазин, чего от них не могли дождаться
собственные жены. Обед получился поистине княжеский. Ни один Курбский - ни
тот, который от царского гнева бежал, ни тот, который впоследствии бежал
от революции, не едал и даже не видал такого обеда.
Насытившись и в достаточной степени опьянев, князь почему-то забыл, что
он Курбский, и стал строить из себя Долгорукого.
- Мы, Долгорукие... - заявлял он, на что захмелевший Петро Иванович
говорил совершенно некстати:
- Ничего, милый, укоротят. Ты еще не имеешь выговора?
После обеда, который закончился ужином, Петро Иванович повел гостя к
себе ночевать. Жена, разбуженная среди ночи, не пустила Небогу в дом, но
князя приняла, даже не уточнив, кто он, в сущности, Курбский или
Долгорукий.
И в третий раз мотыга выстрелила, когда эта жена вообще куда-то
пропала.
Семейная жизнь нашего учреждения была однообразна и для работы
несущественна, хотя разговоров о ней было значительно больше, чем о
работе. Мужья постоянно куда-то пропадали, жены их разыскивали, вследствие
чего некоторые чувствовали себя женатыми на Муре. Не на женщине Муре, а на
Московском уголовном розыске.
Но вот мотыга выстрелила, и у Петра Ивановича пропала жена.
Неделю он ходил, как потерянный. То есть, так, будто он сам потерялся.
Вдруг оказалось, что он любит свою жену, о чем прежде никто не
догадывался. Каждый день Петро Иванович приходил на работу и просиживал с
девяти до шести, поэтому все думали, что он любит только свою работу. А
теперь, забыв о работе, Петро Иванович с девяти до шести обзванивал все
знакомые учреждения, справляясь только о своей жене и ни о чем больше.
Мужская часть нашего коллектива, завидуя Петру Ивановичу в его горе,
давала советы, как воспользоваться полученной свободой (Петро Иванович,
как и многие из нас, любил свободу, но совершенно не умел ею
пользоваться).
Через неделю жена нашлась. Она пришла к нам в учреждение, слегка
приоткрыла дверь, как делала это во времена семейного процветания, и
поманила Петра Ивановича пальцем. Петро Иванович ухватился за этот палец и
протянул жену сквозь дверную щель.
Он долго смотрел в ее виноватые глаза своими сияющими глазами. Эта
картина была первой стоящей картиной в нашем учреждении. Но вот он сказал,
не умея себя больше сдерживать:
- Знаешь что? Пойдем сегодня в кино...