"Сергей Криницын. Заметки по поводу... (автоновелла)" - читать интересную книгу автора

переворачивающаяся аббревиатура напоминала недавние петрозаводские
таскания), а я ждал тебя в соседнем кафе, пил кофе за 7 коп. без сахара и
смотрел на улицу сквозь прозрачные, сиренево-вишневые занавески, похожие на
сети, тыкался в их ячейки, которые "укроют возникающих наутро меня - и мой
кофейный сумрак:
С утра он будет тих и неподвижен,
Дремуч и перекрестку неподвластен,
Пока тобой перебираемые ноты
Hа ниточку до точки не нанижутся -
Тогда -
Я вынесу из сумрака на волю
И подарю тебе - обычные подарки -
Семь или восемь темно-сочных строк,
Еще не потерявших запах кофе."
Мы жили на девятом этаже.
(этажом ниже жил виолончлен; девчата с твоего факультета называли себя
"мужиковедами" - они неплохо с этим справлялись, и "девчатами" мы их
называем условно)

*

"Философский камень", - говорит жизнерадостный мужичок, в котором я
не сразу узнаю отца Василия, - "люди много лет искали, а я нашел", - и
показывает свой обломок (подходящая концу путешествия скромная шутка). Hа
нем клетчатая рубаха и джинсы. К последней трапезе он снова выходит в форме
и рассказывает, как много лет назад на Валаам приплыли два монаха - это
было еще до крещения Руси! - и, спалив поганое языческое капище (тавтология
типа: "народно-демократическая-республика"), соорудили правильный храм.
Храм н а ш е м у (поднятый палец) Господу. По радио - гимн Валаама (сто
куплетов про Иисуса, сто припевов про чудо-остров). Плывем уже по Hеве.
Путешествие понравилось. (как Брежнев о картине Врубеля: "Хорошо... и
недорого...")

*

В 13 лет я вел дневник, которому доверял свои страданья (я был
влюблен в одноклассницу, у меня был соперник), а чтобы домашние случайно не
прочли, я заменил имена - именами диккенсовских персонажей. Дэвид, Алиса,
Стирфорт, Урия Хип (им был подлый друг счастливого соперника). Конечно, я
немного сгущал краски, хотя страдал неподдельно, - и вот эти твари
взбесились и стали просто издеваться надо мной (в их числе и я сам). Тогда
я догадался дневник сжечь.
Влюбившись в 19 лет, я написал поэму "Январь", в центре которой была
лирическая ночь со словом "еще" - три строфы подряд начинались:

"Еще горит корявая свеча..."
"Еще скрипит корявое перо..."
"Еще не спит случайный человек...",

затем шли снег и мороз: