"Нэнси Кресс. Самая знаменитая девочка в мире" - читать интересную книгу автора

предполагается, что здесь не нужны деньги, но всегда наоборот: мир,
щедрость, цивилизованность. И еще одно: космическая программа, причина всех
ажиотажных новостей, которые я намеренно не смотрела.
"Нечестно говорить, что цивилизованность принесли нано", протестовала
Люси. Она вернулась из журналистской командировки в Судан, оставившей ее
тощей и с наполовину выпавшими волосами. Люси неохотно рассказывала
подробности, а я не слишком расспрашивала. При взгляде в ее глубоко запавшие
глаза мне казалось, что я не выдержу ее ответов.
"Цивилизованность - побочный продукт денег", сказала я. "Голодающие к
друг другу не цивилизованны."
"Иногда цивилизованны", сказала она, глядя в какое-то болезненное
воспоминание, которого я не могла и вообразить.
"Часто?", поинтересовалась я.
"Нет. Не часто." И Люси резко вышла из комнаты.
Я научилась спокойно дожидаться, когда она будет готова вернуться ко
мне, так же, как она научилась ждать, но менее безмятежно, пока она будет
готова вернуться в те части мира, где она зарабатывает свое пропитание. Моя
дочь уже стара для того, чем она занимается, но она, почему-то, не может
этого бросить. Раненная, больная, наполовину лысая, она всегда возвращается.
Однако, Люси частично права. Не только нынешнее богатство Америки
привело ее к нынешней цивилизованности. Культура этого десятилетия -
оптимистическая, терпимая, в строгих формах - еще и простая реакция на то, к
чему шло до этого. Качание маятника. Он не может не качаться.
Пока я дожидалась Люси, я вернулась к своей вышивке. Теперь, когда нано
легко начали делать нам все, что угодно, вещи, которые сделать сложно, снова
вошли в моду. Мелкие вещи мои глаза уже не видят, но кое-что я сделать еще
могу. Под моими пальцами на паре шлепанец расцветали розы. На дерево рядом
со мной прилетела птица, уселась на ветку и торжественно следила за мной.
Я еще не привыкла к птицам в доме. Вообще говоря, к этому дому своих
сыновей я тоже не привыкла. Все комнаты в два этажа выходят в открытый небу
центральный дворик. Над двориком находится что-то вроде невидимого щита,
который я не понимаю. Он не пропускает холод и насекомых, но его можно
наладить так, что он может пропускать или не пропускать дождь. Щит не
выпускает птиц, которые живут здесь. Таким образом, у Лема есть миниатюрный,
с кондиционированным климатом, с тщательно спроектированными ландшафтами,
домашний Эдем. Птица, следящая за мной, была ярко-красной с экстравагантным
золотым хвостом, несомненно генетически измененная для долгой и здоровой
жизни. Другие птицы светятся в темноте. На одной что-то вроде голубого меха.
"Кыш", говорю я ей. Я люблю свежий воздух, но геномодифицированные
птицы приводят меня в содрогание.
Когда Люси возвращается, кто-то входит вместе с ней. Я откладываю свою
работу, наклеиваю на лицо улыбку и готовлюсь быть цивилизованной. Визитерша
пользуется палочкой, передвигаясь очень медленно. У нее редкие седые волосы.
Я испускаю легкий крик.
Я даже не знала, что Кира еще жива.
"Мама, догадайся, кто это! Твоя кузина Кира!"
"Привет, Эми", говорит Кира, и ее голос не изменился, все такой же
низкий и хрипловатый.
"Где... как ты..."
"Ну, тебя-то всегда легко найти, помнишь? Это меня трудно обнаружить."