"Виктор Кравченко. Я избрал свободу " - читать интересную книгу автора

высоким лбом мыслителя. Его решения были всегда обоснованы и честны. Он
никогда не удовлетворялся суждением вторых лиц о техническом процессе, но
всегда производил многократную проверку, прежде чем выносил какое либо
решение.
Я знаю, что Пятаков не имел ни малейшего сходства с тем "преступником",
который был обрисован на суде или с тем глупым болтуном, которого я позже
увидел с удивлением в странной американской книге, под названием "Моисея в
Москве". Вследствие моей работы и моих технических связей, я встречал
буквально сотни людей, близко связанных с промышленностью и в частности с
теми заводами, на которых будто бы проводился "саботаж" Пятакова. Ни один из
них, конечно, не верил ни одному слову из обвинения, хотя многие из них
оправдывали суды по политическим причинам.
Признанный самим Пятаковым "саботаж" производился, главным образом, по
строительной промышленности. Непосредственно руководил всей строительной
работой, под руководством Пятакова, некий Ц. З. Гинзбург, начальник
Главстроя при Наркомтяжпроме. Каждая деталь работы проходила через руки
Гинзбурга. Чтобы саботаж большого масштаба, предъявленный прокурором
Вышинским, мог проводиться без ведома Гинзбурга, было физически невозможно.
Однако, Гинзбург не был арестован. Его имя старательно обходилось на
процессе, находившихся под его прямым руководством, разбирались во всех
подробностях. А после суда Сталин назначил его Наркомом строительной
промышленности. Последний раз, когда я видел Гинзбурга, его грудь была
украшена медалями, звездами и орденами. Внутри нашей промышленности
считалось, что Гинзбург сыграл роль главного провокатора и что его
выдающаяся работа в этом направлении легла в основу обвинительного
заключения. Он был закулисным руководителем прокурора Вышинского.
Второй человек, который фигурировал на процессах и которого я знал
лично, был Николай Голубенко. Он был казнен в Харькове, без формальности
суда. Ему была приписана фиктивная роль организатора "террористического
центра", имевшего целью убийство членов Политбюро. В частности он будто бы
признался в участии в заговоре на убийство члена Политбюро Коссиора и
секретаря ЦК КП(б)У Постышева. Скоро после расстрела Голубенко за это
"преступление", НКВД арестовал и Коссиора и Постышева. Растерянные члены
партии могли только предполагать, что эти два близких соратника Сталина
сотрудничали с Голубенко в деле coбственного устранения.
В свое время Голубенко был директором комбината им. Петровского в
Днепропетровске. Я часто виделся и разговаривал с ним. Он был мужественный и
откровенный человек и его действительное "преступление" заключалось в том,
что он протестовал против продолжающегося пролития крови. Когда я встретил
его в последний раз - он был тогда председателем днепропетровского совета, -
он уже знал, что он конченный человек - живой труп. Только это может
об'яснить откровенность, с которой он говорил со мной.
Погром коммунистической партии, сказал он мне, был только последним
шагом в деле ликвидации всякого независимого мышления и даже независимых
чувств в нашей стране. Сталин, сказал он, проводил сознательную
контр-революцию: остатки власти, сохраняющейся еще у Центрального Комитета
партии, остатки престижа и общественной популярности, все еще сохраняемые
тем поколением, которое сделало революцию, будут выкорчеваны, оставляя
Политбюро, т. е. Сталина, абсолютным диктатором.
Голубенко, Пятаков, может быть Коссиор и Постышев, были "виновны"