"Сергей Кравченко. Книжное дело " - читать интересную книгу автора

роду, генетика, прозрачная до Александра Невского, Владимира Мономаха,
Ярослава Мудрого, не давала благородным спать спокойно. Каждый мечтал ходить
в шапке Мономаха. И, надо сказать, имел на это реальное право. Если,
конечно, не дай Бог, царь Иван умрет, и детишки его безвременно скончаются в
страшных корчах.
Короче, в боярах царь крепко сомневался и особо их к себе не подпускал.
Особенно со спины.
Но без дружбы нам, русским людям никак нельзя! Такие уж мы общественные
существа, охота нам с кем-нибудь делиться радостями и горестями, изливать
грешную душу на троих.
И друзья у Грозного были.
Если выстроить эту "дружину" в ряд, получалась очень смешная компания.
Ее центр составляли бывшие великокняжеские псари. Так уж вышло, что эти
крепкие парни, не шибко благородного помета, спасли в юности великого князя
Ивана, вывели на светлый путь - прямо к подножию дворцовой лестницы, на
Красное крылечко. С тех пор царь Иван полюбил простых и верных людей.
Жаловал он и Федю Смирного. Федя отвечал царю взаимностью, то есть,
пропускал мимо уха страшные рассказы о кровожадности и сумасшествии царя,
зажмуривался на реальные пытки и казни, служил государю словом и делом.
Вот и сегодня Федор читал книгу не от скуки и сытости, а по долгу
службы. Книгу эту дал ему почитать лично царь Иван, - хотел получить
авторитетное мнение, что за книга, почему такова, да зачем.
Книжку царю подбросил путешественник по святым местам купец Корней
Перебакин. В книге описывались воспитательные казни при дворе турецкого
султана Магомета. Еще там было наворочено много восточной ерунды, и Феде
поручалось выделить из текста смысловое ядро.
Погода клонилась к вечеру, над Москвой разливалось весеннее золото,
которого, - что там говорить, - в других странах вовек не увидишь! Федор
отвлекся от чтения, достал из шкафа кусок пирога с севрюгой. Стал жевать,
глядя в небо.
Вообще-то, на дворе длился Великий пост, и севрюгу есть не стоило. Но
пирог попал к Федору как бы случайно. Стряпуха Марфа подсунула его в
холщевой обертке, рыбы видно не было, и грех скоромного питания можно было
счесть нечаянным, если б Федор точно не знал, что питательные пироги испекли
специально для обоза дьяка Висковатого. Иван Висковатый заведовал иноземными
делами, и уже не первую неделю собирался в поверженную Ливонию - наводить
порядок в международных отношениях. А в походе, как известно, пост снимается
даже с московского чиновника. Если уж чиновник не снимается с поста...
Пироги в поход пекли на каждый день новые, а вчерашние потихоньку
скармливали кремлевским обитателям. Не пропадать же добру!
Федя ковырнул из пирога кусок рыбы, бросил в угол на подстилку, где
отдыхал его кот Истома, - существо благородное, но при этом ученое. Если бы
существовала особая, кошачья Степенная книга, то в ней Истома значился бы на
видном месте. Сам он считал, что на третьем, - сразу после покойной
государыни Анастасии Кошкиной и ее брата Никиты Романовича Кошкина. Это было
бы справедливо, ибо в кремлевских окрестностях не сыскать и поныне другого
столь образованного и заслуженного кота. Воспитанием, галантностью,
интеллектом Истома намного превосходил многих думских бояр, представителей
княжеских родов, особ царской фамилии. По крайней мере, он не шаркал обувью,
не ковырял в носу, не сморкался за столом, не произносил грубых слов. Вот и