"Сергей Кравченко. Кривая Империя. Книга 4" - читать интересную книгу автора

5. 28000 и более (торг уместен) - за поимку живьем.
Три полка под командой бывшего съездовского маршала Бибикова
отправились к осажденному Оренбургу. В марте 1774 года поэт Державин,
помощник Бибикова отличился планированием операции, в которой Голицын
разогнал пугачевцев под Татищевой крепостью.
Затем Бибиков умер от худого климата, а конфликт перешел в позиционную
фазу и приобрел международное звучание. И дело тут не в Пугачеве, - при
европейских дворах стали известны письма, которые Бибиков писал с дороги. С
удовольствием цитировались пассажи полководца о поразившей его тупости,
звероподобности, аморальности населения, каком-то анархическом духе,
витающем над бескрайней степью.
В Москве тоже раздавалось холопское бормотание. Три года назад здесь
бушевала эпидемия чумы, народ озверел от ужаса. Чуму удалось прекратить,
только убив архиепископа Амвросия. Теперь снова что-то восходило из-за
мутного восточного горизонта, и хотя бунта пока не было, но убивать уже
хотелось.
"Невозможно подавить этот мятеж одной только силой оружия, - писал
Бибиков, - необходимо отыскать какое-либо средство удовлетворить народ,
имеющий справедливое основание к жалобам". Эх, господа! Неужто вы не поняли,
не угадали этого средства? Это - волшебство, щучье веление, которое Емеля
наш очень своевременно извлек из мертвой яицкой проруби! Люди халявы хотят,
гуманитарных разносолов, титулов придворных, поголовного дворянства,
пролетарской гегемонии. А вы, небось, о справедливых условиях труда
рассуждаете?
За этими рассуждениями дождались Пугачева под Казанью. Тут ему повезло
больше, чем у Оренбурга, поэтому и гулялось веселей. 2000 домов составили
победный фейерверк, монастыри и церкви пылали самыми яркими свечками.
Колодников казанских, конечно, распустили и тут же мобилизовали под знамена
революции. Полгода беспредел разыгрывался по разинскому сценарию.
Император Емеля уделял первостепенное значение революционной
пропаганде, учитывал народные чаяния: его призывы жечь и рвать зубами все
белое находили горячий отклик в рабоче-крестьянских массах.
21 июля 1774 года Екатерина решила грудью встретить "мужа". На
заседании Госсовета она объявила о намерении лично выехать в Москву и
руководить обороной. Едва матушку отговорили. Тогда она предпринимает
гениальный, поучительный для нас кадровый ход: назначает "диктатором
подавления бунта" Петра Панина.
Панин, брат графа Никиты, обиженный недооценкой военных подвигов
проживал в Москве, слыл ярым оппозиционером, писал крамольные статьи, мутил
помаленьку либеральную общественность. Но как же он, извлеченный из небытия,
стал рыть землю! - Екатерине пришлось урезонивать его, удерживать от
непомерной жестокости.
Но и противная сторона тоже не в фантики играла. Помещики, офицеры,
духовенство на захваченных Пугачевым территориях уничтожались под корень - с
детьми и старухами. "День мой - век мой!" - этот девиз, внесенный
впоследствии в признательный протокол доопроса, Пугачев экспроприировал у
короля-солнца Людовика XIV. Apres nous le deluge! - гуляй, пока не сдохнешь,
а там - хоть потоп!
Наконец, в середине 1774 года удача вернулась к правительственным
войскам. Оказалось, что увлеченное классовыми битвами население забыло в