"Милош В.Кратохвил. Европа кружилась в вальсе (первый роман) " - читать интересную книгу автора

взмахи сабель, метящих в затылки беглецов...
Одновременно послышалась стрельба. Треск выстрелов доносился до нас с
Тверской и от Лубянки. И стрельба в тот день уже не прекращалась.
Первая кровь, первые мертвые и раненые...
Когда я вновь добрался до Неглинной, но еще был за несколько домов от
своего жилья, мы - я и еще несколько человек - упросили одного дворника,
который как раз запирал ворота, пустить нас в подворотню. Прижавшись
головами к толстым доскам ворот, мы прислушивались к топоту людей и лошадей
на улице, к пальбе из ружей и револьверов, к отчаянным воплям и стонам.
Внезапно меня схватили чьи-то руки, оторвали от ворот, и я оказался
лицом к лицу со старцем-великаном, на могучих плечах которого поблескивали
обноски какой-то рваной униформы, я не разобрал, то ли полицейской, то ли
чиновничьей. С заросшего лица на меня смотрели полубезумные глаза, а из-под
усов из уст старца исходил на удивление тонкий, прямо-таки по-детски
писклявый голосок, - поразительно, как в минуты крайнего возбуждения в
память врезаются такие пустяковые подробности! И этот голосок верещал мне
прямо в лицо: "Революция, это революция! Понимаете? Революция!!!"
Но самым удивительным было то, что этот старец оказался прав.

Не имеет смысла описывать день за днем все, что я пережил, видел,
слышал.
Вместо этого лучше - несколько зарисовок, несколько камешков из
мозаики, которые не могут сложиться в целостную картину.
Но разве сам я уже способен сделать окончательный вывод, хотя я и
нахожусь в гуще событий? Впрочем, может быть, именно поэтому. Итак,
несколько таких "камешков"...
Утром десятого декабря я наблюдал из окна, как двое молодых парней,
пожалуй, им и двадцати еще не было, перепиливали телеграфные столбы. Повалив
два столба, они положили их поперек улицы и принялись снимать провода.
Действовали они спокойно, обдуманно, точно подрядившись выполнить обычную
работу. А из подворотен и окон соседних домов с них не спускали глаз жильцы,
любуясь сноровкой и ловкостью парней. Без всякой спешки продолжали они
работать даже тогда, когда неподалеку послышалась винтовочная стрельба,
вскоре к тому же заметно приблизившаяся. Только после того, как они напрямую
натянули провода через улицу и надежно закрепили их на столбах газовых
фонарей, они невозмутимо сложили пилы и другой инструмент в сумки и, сделав
одно дело, отправились дальше явно для того, чтобы приняться за другое в том
же роде.

Или вот обрывки двух разговоров, которые я слышал, и думаю, они стоят
того, чтобы их записать:
- Не могу сидеть дома, - сказал один из квартиронанимателей в нашем
доме, - так и тянет на улицу послушать, посмотреть, что там делается. Жена и
дети плачут, а я все ж таки иду...
Другому соседу я говорю:
- Зачем вы на улицу вышли? Еще убьют!
- За что меня убивать? Ведь я никому ничего не сделал!
Словом, сдается мне, для большинства москвичей революция явилась чем-то
настолько новым и совершенно неведомым, что они даже понять не могли, что,
собственно, происходит вокруг...