"Марина Красуля. Живи, Мария! (Повесть) " - читать интересную книгу автора

незнакомые валяются вповалку. Теснота - негде котику издохти. Все люд -
чернорабочий, грязный, измученный, безликий. И мужики, и бабы храпят без
задних ног.
Теплынь. Неужто лето пришло? Вышла на воздух.
А воздух совсем чужой - сухой, сладкий. Виноградники плетутся, розы
бурьяном, мальвы бархатные чаши разинули.
Сколько времени прошло? Где она? Ничегошеньки в ум не шло, будто спала
все время, и - ать! - спичкой чиркнули, проснулась.
Разговорилась с товарками, выяснилось, что она в Ташкенте. От ее дома
так далеко, так далеко, пешком ни в жисть не дойдешь. Неужто ехала? А на
чем? Никак не вспомнить...
Живут здесь узбеки, хорошие люди, добрые. И главное, край этот хлебный.
Люди прямо так и говорят: "Ташкент - город хлебный". Жара тут - дело
обычное. Воду из артезианских скважин добывают, с глубины. Вкусная вода. А
чуть отъедешь из города - плохо, пустыня кругом. Земля мертвая, страшная,
один песок. Горячо как в аду. Положи яйцо - вмиг вкрутую. А мы, говорят,
Мань, тебя за полоумную держали. Все молчишь, молчишь. Глазищи пустые
растопыришь - и в одну точку. Застынешь, как сопля на морозе. Мы тебя
"чокнутая" прозвали: на живую непохожая была. А сегодня, гляди ж ты, вроде
отудобела2. Человек человеком. С чего ж, девонька, тебя так замкнуло?! Хотя
чего спрашивать, всяк свою беду носит. Ну, оттаяла, и слава Богу!
Маруся слушала и страшно удивлялась...


Глава 5

Сочную траву в Узбекистане можно потрогать только ранней весной. Маруся
никак не могла привыкнуть, что здешний март совсем не тот марток, что не
скинешь порток. Тут в апреле клубника поспевает.
Полюбила Маня ходить на луг - километра за два от бараков. Во-первых,
ни души. Во-вторых, дикий чеснок и редиску найти можно. И главное, тюльпанов
там - тьма-тьмущая. Надерет, бывало, охапку, ляжет в траву, букет на грудь и
дышит, дышит горькой сладостью... Честное слово, цветы эти пахнут слезами.
Может, оттого что цветут недолго, - ах! - и осыпались атласные головки...
В тот день издалека углядела, что лужок ее огородили. Широ-око столбы
расставили. Что за напасть? Неделю назад была - все тихо. А сегодня, глянь,
копают незнакомые, в солдатское одеты. Меж ними один в штатском хорохорится,
бравый такой, начальник по всему. Руками машет, кричит - не слыхать чего.
Маня думает: разузнать разве? Ну и полезла через ограду, да, как на
грех, подолом зацепилась - и ни туды и ни сюды, того гляди, прореха в
сарафане приключится.
И вдруг смешливый голос за спиной:
- Мадам, вам помочь?
Глянула - глаза карие с прищуром близко-близко - и отпрянула.
- Боишься? Зря, я добрый, - и расхохотался.
Перед ней стоял тот самый рукомахатель. Невысокий, жилистый мужичок.
Темно-русый, с резкими, чуть монгольскими скулами. Отцепил невольницу от
колючей проволоки и протянул широкую крепкую ладонь.
- Иван. Блохин.
Руку не взяла: