"Марина Красуля. Живи, Мария! (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Вот, Маруся, удалось мне добыть дикобраза. Зверь этот в пещерах живет
или в норах глубоких. Жрет только овощи, вот я у бахчи его и подкараулил.
Дело было так...
Луна висела низко-низко. Огромная, как дорогой серебряный ляган7,
полированный мелом до зеркальности.
С вечера присмотрел нору. Думаю, в засидку иль с подхода его шлепнуть?
Решил в засидке у бахчи пристроиться.
Знаешь, как только сумерки сгущаются, со светом тает и тишина. Откуда
что берется? С веток-травинок капли на землю брякаются, будто пудовые. Мыши,
Мань, копошатся, а чудится, будто они размером с лошадь - топают, фыркают.
Сижу, значит, от москитов унижение терплю. Сам - одно большое ухо.
И вдруг - треск, как позвякивает кто. Он! Вот удача! Сердце мое, Мань,
от радости затумкало так громко, так громко, будто не сердце это, а град по
жестянке. Того гляди, мой шум сердечный зверя спугнет. И вижу я в лунном
свете странную картину: выползает из орешника, Мань, такая дура, будто
тележка метровая, гвозди торчком, остробученная.
Хитрый это, Маня, зверь, ох и хитрый. Шел, шел, звякал, звякал
иголками, а как к огороду приблизился, так, вражина, и замер. Встал, значит,
вытянулся по позвоночнику. Морду нахальную вперед, напрягся, превратился,
Мань, в слух и нюх. Тоже, видать, понимает, ворюга. Ученый!
А я-то с подветру сижу, учти. И представь, Мань, чудище это прибирает
колючки свои проклятые, к туловищу прижимает, ажно вдвое уменьшился, и
привидением вплывает на грядки.
А на меня, Мань, не поверишь, такой азарт напал, такая лихорадка. Кровь
кипятком по жилам накатывает. Трясучка от нетерпенья, дробь зубами исполняю.
Чую, руки не верные, глаза не верные - промажу. Прицеливаюсь - пли! И... в
"молоко", Мань. Я - в "молоко"! Я, Иван Блохин, семиреченский потомственный
казак, с малолетства тушкана вдребезги бил, мажу самым глупым образом!
Хорошо, мужиков рядом не было, сгорел бы от стыда! Ма-зи-ла...
Ты, Мань, характер мой знаешь, озлился я, конечно, до невозможности.
Выскакиваю - и на него. А гадость эта колючая разворачивается ко мне
задницей, и начинается, Мань, цирк шапито! Распушает иглы веером, на манер
индюка, и давай со всей яростью ими трясти. Шипы в разные стороны, как с
арбалета. Лапами топает, хрюкает, Мань, чистый кабанчик. Я, знамо дело,
смутился, а он гузку кверху и на меня наскоком, наскоком. Кидается, сволота!
Кабы штаны не брезентовые - все хозяйство б мое драгоценное, Мань,
погубил...
Ничего смешного не вижу!
И не подойдешь к нему ближе: стрелами так и пуляет, так и пуляет, без
роздыху. Я тогда, Мань, от отчаянья метнул ружье вперед прикладом - аккурат
мерзавцу по башке. Сотрясение у подлеца приключилось. А он лежит на боку,
оскалился. Зубы у него знаешь какие?! Страшные, Маня, у него зубы, проволоку
стальную перекусит, не поморщится, злодей.
Давай, Марусь, еще по одной. Всклень8 лей, не жалей! За охоту!
Вот так и завалил чертяку... Да ты закусывай, закусывай. Ну, как мяско?
Доброе? Думаешь, зайчатина? Нет, Мария Матвеевна, не зайчатину кушать
изволишь - дикобраза жуешь.
Маруся поперхнулась.
- Ты, главное, не брезгуй. Питание у этих грызунов приличное: ни тебе
насекомых, ни тебе червяков каких-нибудь. Одни, Мань, арбузы да дыни. Ешь,