"Марина Красуля. Живи, Мария! (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Ивана таким счастливым прежде ни разу не видели. Часами возился с
карапузами. То Генку тренирует, говорит, в летчики его отдадим. А что? Пусть
по небу летает, людей от врагов бережет, новые земли осваивает, как Чкалов.
А Людочка - булочка с маком, бывало, запросится к папке на руки и
ластится. У Ваньки от умиления ажно слезы выступят.
Вечерами повадились гулять в парке культуры и отдыха им. Шумилова.
Людонька на широких плечах отца сидит, ножки свесив, едет королевишна. Гена
за мамкину руку держится, марширует.
В том парке и летний кинотеатр был. Под открытым небом расставлены
добротные деревянные скамейки, на массивных чугунных опорах. Сидишь себе, то
на экран смотришь, то на звездное небо любуешься - джуда чиройли!3 Картины
крутят разные. Некоторые по сто раз смотренные, и все одно - диво дивное!
Любила Маруся те походы.
У ворот кучкуется базарчик. Бабки-узбечки торгуют просоленным творогом,
высушенным на солнце. Курт - название. Такие кисло-соленые "мраморные"
шарики. А еще продают сладкие кирпичики из кунжутных зерен в меду, для
малышей - первое лакомство. И узкие газетные кулечки с ядрами абрикоса в
комочках соли - к пиву. А то и миндаль - нет-нет да и попадется, но дороже.
А еще фисташки, семечки, воздушная кукуруза.
Для стариков насвай предлагают. Это крошево из травы, такое
буро-зеленое, типа нюхательного табака. Некоторые любители уважают его не
только носом втягивать, но и под язык класть. Сколько ни добивалась Маруся у
Ивана: к чему эту гадость пользуют, так и не объяснил, все отшучивался.
Восточный базар без джиды - и не базар вовсе.
В том парке как раз та джида - лох узколистный, дерево колючее, с
ажурной кроной, - и произрастала. Листья-ленточки и мелкие плоды покрыты
серебристо-белым налетом из звездчатых чешуек. Сами ягоды желтые, отдаленно
напоминают финики. На вкус терпко-сладкие, рыхлые внутри. Цветущая джида -
самое ароматное в мире растение, дух от нее такой, такой... словами не
передать... нюхай - век не нанюхаешься!


Глава 9

А тут откуда ни возьмись напасть. Понятное дело, Ивана по командировкам
гоняют, на работе допозна, дежурства с ночи в ночь зачастили, но Маню не
проведешь. Все вроде по-прежнему. Так, да не так. Муж в глаза не смотрит,
торопыжничает, чуть чего - из дома стрекача.
А на майские, после демонстрации, сели за стол отмечать честной
компанией. Наблюдает Маруся такую картину: телефонистка Раечка, хной
крашенная, прикатила нафуфыренная, набурмосила морду свою нахальную - губы
кумачовые, как переходящее Красное знамя. И гляди, стерва, телепается вкруг
Ваньки, подначивает, хихикает. То задницу свою мясистую оттопырит, то
титьками пудовыми трясет. А муженек - нет чтобы осадить лахудру,
рад-радехонек. Патефон завели, дык он и плясать поднялся. Фокстрот, видишь,
тонкая штука, а она, Маня, мол, не умеет, зато Ржавая - мастерица.
Маруська молча сглотнула обиду, узелок для памяти завязала. Думает:
"Чего зря огонь жечь, кабы застала в располохе, тада б отдубасила обоих, а
не пойман - не вор. Обожду малясика..."