"Петр Краснов. Опавшие листья " - читать интересную книгу автора

лестнице.
"Вот так всегда мне, - думал Федя. - Не везет и не везет. Ну почему она
не приехала? Ну что могло ей помешать!"
И только подумал, как загремели по камням мостовой колеса, забили
копытами лошади и затихли у крыльца. Федя почувствовал, как пот выступил у
него на лбу под вьющимися кудрями.
По лестнице поднималась одетая во все черное, среднего роста стройная
женщина. Маленькая кружевная шляпка с темными вишнями, наколотая на волосы,
оставляла открытым лоб, на который была спущена ровная прядка волос. Черная
вуаль чуть тушевала ее лицо, и из-за мушек вуали таинственно мерцали большие
глубокие глаза.
Она неторопливо подошла к прилавку, долго искала в сумке, вынула
кошелек из колечек и, подавая серебряный рубль, сказала: - Свечку в рубль...
Федя дрожащими руками подал большую толстую свечу.
- Благодарю вас, - сказала она, прошла в церковь и стала прикладываться
к иконам.
Федя оглянулся, как вор. Никого не было. Отец дьякон, мурлыкая под нос
"Благослови душе моя", переписывал в книгу какой-то листок.
Федя быстро опустил рубль, данный Марьей Гавриловной, в карман.
"Выпрошу у мамы, - подумал он, - и в четыре часа приду и пополню. Этот рубль
буду хранить всю жизнь... всю жизнь!.."
Полным обожания взглядом он следил за Савиной. Она вернулась в притвор,
сняла накидку, повесила на вешалку рядом с пальто дьякона и опять пошла в
церковь.
Вторая девочка кончила исповедоваться и вышла, громко всхлипывая. Марья
Гавриловна исчезла за ширмами. Федя обратился в слух. "Какие грехи могли
быть у нее? Что мог говорить ей, склонившись к кресту и раскрытому
Евангелию, отец Михаил?" В церкви было тихо, но из-за ширмы не доносилось ни
шепота, ни звука. Гремела за окном конка, и бойко стучали по мостовой
лошади. Откуда-то издалека раздавался мерный, редкий барабанный бой: "там,
там, там-та-там" - на Семеновском плацу учились солдаты. Чирикали у окна
воробьи, точно ссорились из-за чего-то. И вдруг четко пронеслись через
церковь слова священника:
- Прощаю, разрешаю рабу Божию Марию...
И поспешно, маленькими шагами, прошла Марья Гавриловна к отцу дьякону
и, склонившись к его уху, диктовала ему так, что ничего не было слышно.
По лестнице, сопя, поднимался Митька.
Он поцеловал руку у Савиной и, улыбаясь, сказал:
- Опять у нас, Марья Гавриловна?
- Да, я очень люблю, как у вас служат, и хор такой прекрасный. Вы,
Дмитрий Иванович, его удивительно поставили.
- Голоса в нынешнем году, - слегка на "о" проговорил Митька, - не ахти
какие, однако ансамбль достигнуть удалось. Дубинин ушел, нету баса хорошего,
но, между прочим, завтра обещал приехать. "Разбойника" будет петь трио... Вы
пожалуете на Двенадцать Евангелий?
- Да... вероятно.
И она исчезла на лестнице.
Федя уже был у окна. Он видел, как Андрей подал серых, как открылась
дверца и Марья Гавриловна села в маленькое купе.
И то, что Марья Гавриловна из дома, до которого было каких-нибудь