"Л.Б.Красин. Письма жене и детям. 1917-1926 " - читать интересную книгу автора

случай оставил на год за собой. Борис по-прежнему в Софийской милиции, но
вряд ли он долго тут усидит, хотя и проявил таланты и чуть ли даже не будет
избран начальником милиции. Володя сейчас в Финляндии. Он "собирается" ехать
не то на Алтай, не то в Кокчетавы=31 (Зап. Сибирь), но если сборы будут
вестись с такой же энергией и дальше, то отъезд, вероятно, совершится уже по
первопутку. Он здоров и чувствует себя, по-видимому, неплохо. Но в Крым не
поедет, ибо там, по сообщению Андрея и Нины, всегда переполнено и, кроме
того, ему нежелательно попасть в курортную обстановку: он стремится в более
дикие и менее культурные места. Сонечка вместе с Ниной ухитрились перенести
дизентерию, но, кажется, сравнительно благополучно, если не будет рецидивов.
Гермаша из отпуска вернулся черный как арап, очень отдохнул и воспрянул
духом, хотя, конечно, как запряжется в работу, то живо загар этот с него
слиняет. Видел вчера Фрумкина⁼³², получил посылку (спасибо,
миленький мой) и порасспросил о вашем житье-бытье. Ты забыла, очевидно, что
Дун[аев] должен был перевести деньги на твой текущий счет в Eutkilds Bank'е.
От него у меня есть телеграмма, что деньги тебе переведены. Пожалуйста,
справься в банке и телеграфируй мне, получила ли ты эти деньги. Если же нет,
то запроси телеграммой Дунаева (2 Rector St[reet], New York, Dunajeff), что
это значит!? Пока прощай, родной мой дружочек! Я предполагаю выехать около
25 июля ст[арого] стиля, но возможно, что выеду несколько позже, но не позже
1 августа. Крепко тебя обнимаю и целую. Родных моих девочек целую
крепко-прекрепко. Письмо я от вас всех пока что получил одно-единственное от
15 июня, писанное на второй день по приезде. Неужели вы после того не
писали, или это все задержки почты? Поклон M-lle Лочмо и всем знакомым. Еще
раз крепко всех вас целую, будьте здоровы и благополучны. Ваш Красин.

No 6
16 (29) октября 1917 года

Родной мой, незаменимый, Любченышек, достопочтеннейший Тулен⁼³³
и драгоценные мои детеныши! Вот уже ровно неделя, как мы
расстались⁼³⁴, а кажется, будто давно. В то же время я еще вполне
ясно вспоминаю все мелочи нашей стокгольмской жизни и вижу вас всех как
наяву такими, какими вы были на вокзале в минуту проводов. Могу сказать, что
эти два месяца одни из самых счастливых в моей жизни. Ты вот, Тулен мой,
часто меня упрекаешь, что я не ценю тебя, а в действительности я, очевидно,
только не умею тебя хвалить и не умею тобою вслух хвастаться ("глупый
хвастает молодой женой"!), в действительности же, про себя, я доволен,
счастлив и горд и тобой и твоим туленачьим выводком, несмотря на все его
нухи, мордасы и прочие неприличности ("Фу! Папа!"). В эти месяцы как-то
особенно ясно выявилось, какую хорошую семью все мы вкупе образуем и какой
славный молодятник подрастает под сенью таких вовсе еще [не] дряхлых дерев,
как мы с тобой, родной мой Любанчик! Я только сейчас вижу, как хорошо я с
вами отдохнул и сколько сил прибавилось у меня за эти недели. Прежде и
больше всего этим я обязан, конечно, тебе, милый мой Любан, твоей ласке,
заботе и иногда даже опеке. Буду надеяться, недалеко время, когда можно
будет перестроить свою жизнь применительно к только что прожитому времени, и
во всяком случае приложу все усилия, чтобы это было скорее. Вас же прошу,
мои миленькие, родные, прежде всего беречь здоровье и строжайше друг за
другом наблюдать, чтобы ни одного фунтика не потерять из того, что привезено