"Л.Б.Красин. Письма жене и детям. 1917-1926 " - читать интересную книгу автора

свой портфель вместе с письмами. Как это вышло, еще неизвестно. На вокзале
служитель из посольства вручил ему багажную квитанцию на две
вализы⁼⁴⁸, причем в купе ему не дали никакого посольского багажа.
Между тем в курьерском его месте значится 4 вализы! Таким образом, выходит,
что он 2 вализы не то потерял, не то оставил их у шведов, не то ему их
забыли дать в Стокгольме. Мало того, из 2-х мест, бывших в багаже и
привезенных им с собой сюда, одно оказалось с печатями копенгагенской
миссии, т. е. одно место он перепутал в Торнео и Белоострове с каким-то
другим головотяпом, ехавшим, очевидно, тоже курьерским из Копенгагена!

Ну, как вам понравится! И это полномочный посол российской демократии в
Европу! Ваши все письма тоже пропали, и я готов был избить эту фефелу.
Министерство иностр[анных] дел сейчас не функционирует, и распутать всю эту
историю покамест нет никакой возможности. Надеюсь, что другой посол, с
которым я вам отправил шубу и учебники, оказался более европейцем и доставил
вам эти вещи в сохранности. Впрочем, на запрос, посланный вам по этому
поводу телеграфом, я ответа еще не получил. И вообще я отмечаю, что, вопреки
условию, я не имею от вас телеграмм, а ведь вы должны были раз в две недели
по крайней мере давать о себе знать. Я за последние дни вам три раза
телеграфировал, но, конечно, неизвестно, как теперь действует телеграф: мы
здесь несколько дней даже без телефонов сидели, и только с сегодняшнего дня
работа телеф[онной] станции понемногу начинает восстанавливаться.

Воображаю, сколько всякой чепухи сообщалось в ваших газетах за эту
последнюю неделю! Вкратце дело обстояло так. Временное правит[ельство] и
Совет республики⁼⁴⁹ за последние недели проявляли какой-то такой
паралич всякой деятельности и воли, что у меня уже возникал вопрос: да не
политика ли это и не собирается ли Керенский и К░ дать большевикам, так
сказать, зарваться и затем одним ударом с ними покончить. В
действительности, покончили с ним б[ольшеви]ки нападением на Зимний дворец,
в котором в последний момент не было иной защиты, кроме юнкеров и
смехотворного женского батальона. Весь остальной гарнизон, подвергавшийся в
течение 3-х недель безудержному воздействию б[ольшеви]ков, отказался
выступать на защиту Вр[еменного] правит[ельства], и все оно к вечеру 25
октября оказалось в казематах Петропавловки, кроме Керенского, который бежал
в Гатчину и с 5000 казаков начал там готовиться к обратному завоеванию
Петрограда. Пронунциаменто⁼⁵⁰ б[ольшеви]ков подействовало
оглушительно, но не вызвало на первых порах противодействия, а лишь
встретило пассивный бойкот чиновничества, интеллигенции и городского
самоуправления. Жертв почти не было, матросы и красная гвардия вели себя
вполне достойно, только солдаты кое-где в Зимнем дворце, а еще вернее,
переодетые солдатами уголовные элементы коснулись слегка кое-каких сундуков
с драгоценными вещами. Б[ольшеви]ки были, видимо, обескуражены очень
единодушным бойкотом всех вся (рассказывали курьезы о визитах новых
"министров" в свои министерства, где все их встречали заявлением о
непризнании - начиная с тов[арища] мин[истра] и кончая швейцарами и
курьерами), бойкот этот угрожает остановить всю вообще жизнь столицы, и всем
начала делаться ясной необходимость какого-то выхода, а именно, образования
нового министерства, несомненно уже социалистического, ответственного перед
Советами.