"Юзеф Крашевский. Осада Ченстохова (Библиотека исторической прозы) " - читать интересную книгу автора

Радзеновский, а Краков; осажден и скоро сдастся, так как некому будет
защищать его.
- Что вы говорите! - перебил пан Жегоцкий. - До этого не; дойдет: а
гетманы, Чарнецкий, шляхта, народное ополчение, войско... нет, мы не
дадимся, нет!
- А мы уже дались! - сказал пан Павел.
- Ну, так и отберем себя назад, - воскликнул шляхтич, весело махнув
рукой.
Приор холодно слушал, не выдавая себя ни движением лица, ни словом, как
вдруг дверь снова отворилась, и вошли обещанные гости: Себастиан Богданский
и Стефан Яцковский, шляхтичи ченстоховские, соседи, бывавшие часто в
монастыре, а сегодня, в день Всех Святых приехавшие помолиться и
посоветоваться с приором. Первый, уже седой и сгорбленный, вошел медленно,
опираясь на палку, низко поклонился, сгибаясь чуть не до колен, и рассыпался
в преувеличенных любезностях. За ним шел Яцковский, дородный с орлиным носом
и бегающими глазами, плечистый мужчина, немного прихрамывая на ногу, которую
вывихнул, гоняясь недавно с хортами за зайцем. Это был рьяный охотник,
старый воин и крикун, забияка, всегда готовый выпить или пустить в ход
саблю; шляхтич в полном смысле слова, шляхтич тех дней, когда "пан брат"
один властвовал в Польше. В политике и в новостях он придерживался мнения
своего арендатора, и ничто не могло разубедить его в том, что евреи лучше
всех знают все. А что евреи служили шведам, предавая и их понемногу, где
было возможно, не нарываясь, однако, на виселицу; что евреи укрывали по
дворам сто тысяч ногайцев и перекопских татар, идущих на защиту Речи
Посполитой, - то пан Яцковский и сам был не прочь примкнуть к шведам, а
потом снова от них отречься, когда придут татары.
После приветствий и представлений, любезностей и упоминаний о родне и
наскоро состряпанных комплиментов, на которые не скупились, все сели и
разговор быстро возобновился на прежний лад.
Пан Павел Варшицкий, по настоянию шляхты, повторил то, что говорил
раньше; и все замолкли, грустно поглядывая друг на друга, как бы ожидая,
чтобы кто-нибудь высказался первый.
Приор тоже молчал.
- Секретов между нами быть не должно, - сказал наконец пан Павел, -
сообщу вам, что, по мнению всех политиков, сдача всего королевства
Карлу-Густаву неизбежна. Рано ли, поздно ли, но как только возьмут Краков,
этот час наступит, так как каштелян киевский долго не продержится в нем со
своей горстью людей, и все мы будем в руках шведов.
- Это еще вилами на воде писано, - возразил пан Жегоцкий, - кого
Господь покарает, того и утешит.
Богданский молчал, но вздыхал на всякий случай, а Яцковский горячо
возразил:
- А если бы мы даже присягнули шведам? Так что ж? Не мы первые, не мы
последние...
При этих словах пламенем негодования вспыхнуло лицо приора, глаза его
загорелись и метнули молнию; он встал с кресла; изменившись, грозный, как
пророк, и вдохновенный; все, как бы почуяв в нем подъем духа, прежде чем он
заговорил, замолкли, и сильный голос ксендза Кордецкого загремел по зале.
- Сдастся вся страна, - воскликнул он, - сдастся, вы говорите? Нет,
нет! Этого не допустит Бог, и не все отрекутся от короля, ибо первый