"Александр Крашенинников. Обряд (Повесть) " - читать интересную книгу автора

карапузом возле цветника. Коляска лишь одна - бежевая Низенькая гражданочка
возле нее в розовом платье, едва удерживающем сдобное тело. Он кинулся
наверх, к новостройкам.
Вряд ли Диму увезли на автобусе - здесь они ходят редко. За дорогой,
напротив универмага - завод. Идти вдоль улицы, открытым местом, с чужой
коляской - тоже вряд ли. Сразу надо было ему сюда, к новым кварталам, сразу!
Через арку в огромном подковообразном доме он вбежал во двор. Двое -
даже не разобрал, мамы, бабушки? - с колясками: шоколадная, серая. За
спортплощадкой он бросился направо, решив сначала вкруговую, против часовой
стрелки. Во дворах шла обычная жизнь: выбивали ковры, разгружали мебель,
всегдашний экскаватор терзал только что заасфальтированный проезд. За
трансформаторной будкой вдруг открылся пустырь, усеянный валунами, поросший
лебедой и крапивой. Игорь повернул назад.
Он огибал яму, вырытую экскаватором, когда в просвете меж дальних домов
мелькнули два красных пятна. Он, задыхаясь, кинулся туда. За углом подъезда
стояли сразу три: синяя, две красных. Еще не добежав до них и двадцати
метров, он увидел, что крайняя - их коляска: резиновая шина на левом заднем
колесе светлее, чем на других, месяц назад он поставил новую. Казалось,
грудь разрывается, он едва мог дышать.
Но Димы в коляске не было. Разорванный полор свисал вовнутрь, держась
лишь на одной кнопке. Должно быть не могли отстегнуть, разодрали. Он с
ненавистью глянул па черный раскрытый зев подъезда.

За несколько дней до новолуния Отец решил, что самое время для мессы на
Михайловском кладбище.
Дьякон не любил кладбищ, а покойников ненавидел. Нет ничего хуже
лежащего человека, если он к тому же еще и неподвижен. Поэтому-то он и
возразил, когда сказали, что попадью в случае чего можно убрать. "Никаких
случаев, - ответил он, может быть и не по чину дерзко. - Если так, я сделаю
сам, вдвоем с Игуменьей". Он только попросил Отца достать ему человеческую
руку, да настоящую, не муляж, и лучше от повесившегося- иначе может не
подействовать.
Рука была нужна, чтобы выключить попадью на несколько минут, пока
Игуменья возьмет деньги. Он обмазал пальцы этого не слишком, конечно,
приятного обрубка специальным составом и, когда вошли к попадье во двор,
поджег их.
"Не только попадья, но, по-моему, весь переулок окаменел, пока мы там
были", - сказал он на другой день, передавая Отцу деньги. Не очень-то Дьякон
верил во всякую такую магию, но "славная рука" штука беспроигрышная, не
подвела и на этот раз.
Теперь, когда его дело было сделано, - друзу аметиста, атлас, коричное,
померанцевое масло и прочее достанут другие, - ему особенно не хотелось на
кладбище. Но слово Отца - закон.
К кладбищенским воротам все до одного прилетели на такси - таксисты,
чмохи повернутые, за лишний червонец готовы хоть в преисподнюю. На севере
мягко, сонно голубело, легкое крыло перистого облака опускалось к горизонту.
Точно подраненная, крича и нелепо болтаясь в воздухе, промелькнула черная
ночная птица и упала за деревья.
- Привет, - сказал Отец, вальяжно-добродушный, огромный в своей
белоснежной рясе, и по-домашнему расстегнулся. Под рясой у него была черная