"Владимир Краковский. Один над нами рок " - читать интересную книгу автора

фрезерном станке из дюраля. Некоторые потом вспоминали, что как раз
накануне, проходя мимо Сашка, спрашивали: "Чего мастеришь?"
- просто так, из дружеского любопытства. И, услышав в ответ:
"Оружие возмездия", улыбались и шли дальше, думая, что Пушкин шутит.
Шутить у нас в цехе любили все; даже Дантес, ощупав себя после выстрела и не
обнаружив лишней дыры, сказал с юмором: "На войне как на войне", в том
смысле, что на войне чаще промахиваются, чем попадают. Он думал, что пуля
была, но пролетела мимо, и сначала отказывался идти митинговать в защиту
Пушкина. Лишь после того, как мы осмотрели в его кабинете каждый
сантиметр стен, пола и потолка и спросили: "Где же она, от пули дырка? Если
не в тебе, то где?" - лишь после этого, еще раз ощупав себя и убедившись,
что пули не было вообще, он пошел с нами, сказав: "Я понесу его портрет".
Насчет войны. У одного писателя написано: это, мол, величайшее, ни с
чем не сравнимое благо - то, что на ней чаще промахиваются.
Если б все пули попадали в то, во что ими целились, то от рода людского
давно бы остались одни черепа да кости. Среди которых, может, бродил бы
какой-нибудь одинокий сопляк-автоматчик, весь в слезах...

Что касается Дантеса, то его прислали к нам начальником цеха очень
давно, еще в те времена, когда имелся государственный план. Худого о нем
никто никогда ничего сказать не мог: во времена плана - давал заработать,
когда все развалилось - нашел выход: дуршлаги. Это его идея, благодаря
дуршлагам мы выжили. Но испытывали мы к Дантесу не благодарность, а простые
дружеские чувства, вместе выпивали, считали своим. Когда он нагрубил
приехавшему министру и его за это уволили, мы побили в административном
корпусе все окна, отсидели по пятнадцать суток, но Дантеса все ж отстояли.
Отношения с ним не сложились только у Пушкина, причем как-то сразу, с
первого дня. При его появлении Сашок или мрачнел, или начинал отпускать
хамские шуточки. Дантес старался отношений не обострять: отдавал Сашку самые
выгодные заказы, на всех совещаниях его нахваливал, однажды по телевизору
вообще назвал его мастером, каких в мире меньше, чем королей. Мы тогда взяли
Сашка, как говорится, в оборот. Спрашивали: "И не стыдно на него
взъедаться? Смотри, как он тебя!", но в ответ слышали только самоуверенное:
"Так я ж и в самом деле мастер, каких мало. Этот тип хвалит меня по нужде".
Мы соглашались: "Конечно, Дантес относится к тебе хорошо из-за твоего
мастерства. Но ты-то из-за чего к нему плохо? Все ж объясни".
Пушкин молча пожимал плечами. Сколько раз его о Дантесе спрашивали,
столько раз он молча плечами и пожимал. Большой искренности в этом его
пожатии не чувствовалось.

Мастерить что-либо постороннее плану у нас в цехе мастерили всегда. Но
раньше только, как говорится, для дома, для семьи, когда же началась разруха
и начальство взяло моду не выдавать зарплату, мы обратили свои взоры в
сторону торговли. Перестали ею брезговать.
Еще бы! Ведь хлеба не на что стало купить! Похудение началось такое,
что смешно и вспоминать. Каждый шел на работу и думал: интересно, кто
сегодня как выглядит?..
Первое время медленнее всех худел Вяземский. Мы обратили на это
внимание и спросили: "Ты чего медленнее всех?" Он сказал: "В нашем дворе
стоит гнилой сарай, на его стенах цветет какая-то плесень. Я ее собираю и