"Неправда" - читать интересную книгу автора (Геннадьевич Ивакин Алексей)

7. Вторник 3 мая. Обнинск. Калужская область.

На этот раз их действительно встретили. Когда с заспанными, мятыми физиономиями ребята выскочили в последний момент на перрон, к ним подошли две девчонки в штормовках. Они держали в руках картонные плакатики с надписью "Фестиваль".

- Ребята! Вы на фестиваль авторской песни?

- Ну да, - улыбнулся Лешка, утрамбовывая спальник в рюкзак. - А что?

- Вы просто так или будете участвовать в конкурсной программе? - поинтересовались девушки.

- Пока не знаем, а какая разница?

- Если вы участвуете, то вам не надо платить экологический сбор, и тогда вас сейчас отвезут на автобусе до фестивальной поляне, зарегистрируют и выделят место под палатку и дрова для костра.

- А если нет?

- Тогда как "дикари" будете! С оплатой сбора - по пятьдесят тысяч с человека и...

Договорить девчонки не успели. Их перебила Аня:

- Конечно будем выступать. Вот и гитара есть.

А Оля тут же поинтересовалась:

- А выступать обязательно всем?

- Нет. Но как минимум один человек из делегации.

- Вот вам человек! - торжественно сказал Мишка и подтолкнул Леху в спину. - Причем человек с большой буквы "Б".

- Почему "Б" - удивилась девочка-регистратор.

- Потому что он "Большой Бард"! - и учтиво поклонился в Лешкину сторону. - Можно сказать, сэнсей среди бардов!

- Хватит паясничать, - сказал Лешка, а сам подумал: "Блин, готовиться же надо!" - Да, я буду выступать.

- Тогда проходите в автобус, там сейчас и анкету участника заполните! - пригласили их девчонки.

В автобусе Лешка эту самую анкету заполнил быстро, правда над двумя вопросами крепко задумался. И если одно затруднение разрешилось быстро - "Были ли вы лауреатами или дипломантами других фестивалей авторской песни?" - написал да, хотя верительных грамот с московского и кировских фестивалей не было. А вот над вторым - "Сколько у вас авторских песен, перечислите их названия?" - пришлось задуматься. Названия своим песням Лешка отродясь не давал, некоторые вообще терял или забывал. Особого пиетета к своему творчеству он не испытывал. Пыхтел он долго, пока Мишка не посоветовал ему:

- Да пиши от балды! Типа там, "Конечное Море", "Невеселое веселье", "Заспанный чайник", "Тающий самовар"... Кто тебя проверять будет? Споешь, что захочешь! Если споешь, конечно. Может сегодня же нас здесь не будет...

И Лешка написал: "Помнить во сне..." и еще какую-то лабудень с потаенным смыслом. Что-то вроде "Банальная песня" и отдал листок организаторам. Все одно выступать не придется. Если, конечно, встреча с Володей состоится.

До места их везли долго. Около часа. Всем зевалось, Москва, казалось, высосала все соки своей толкотней. Да и день уже подходил к своему логическому завершению - к вечеру.

Фестиваль, как и столица, встретил их суетой, но эта суета была своей - туристской и праздничной, а потому ласкающей уши песнями, а нос дымом костров.

Стучали топоры, пестрели палатки, вкусно пахли костры, маленькими группками люди перемещались от лагеря к лагерю. Какие-то матрасники подключали к газовому баллону четырехконфорочную плиту с духовкой. Где-то уже побулькивали фляжки, термоса и просто бутылки.

И тут блаженное полуголосье леса разорвало пронзительно-радостное:

- Ле-е-е-ха-а-а!

К ребятам несся, огромными прыжками перепрыгивая через бревна, людей и костры с котелками невысокого роста крепыш с серьгой в ухе и лысой головой.

- Ромка! - радостно кинул рюкзак Лешка.

С Ромкой Зянчуриным познакомились они совсем не давно. Полгода назад, когда играли в КВН турклубы пединститута и сельхоза. Наши тогда, понятно, выиграли, но так как наши были все, то и случилась ничья. А после "банкета", а вернее, совместной пирушки на почве общей любви к бардовской песне, водке и женщинам они с Зянычем и сошлись. То Леха у него поживет пару-тройку ночей, то Ромка у него. И постоянные бдения за гитарой, переписывания песен друг у друга, преферанс по спичке вист.

И - вот чудо! - здесь встретились. Хотя какое чудо... Ромка тоже любил по фестивалям шляться, да и в стихах был талантливее чем Лешка. Особенно в постмодернистских. Например, это у него, знаменитое:

Как лист последний падает на снег,

Как Осень по бульварам умирает,

Как звезды на глазах не тают,

Так я тону в ковре твоем...

Но это еще ничего, были варианты и помудренее. Так где ж еще не встретиться двум бардам-землякам, как не на тридевятом фестивале в тридесятой области?

После обязательных оров на всю поляну: "Леха!", "Зяныч!", "Анька!", "Зяныч!", "Мишка!", "Зяныч!", "Олька!", "Зяныч!", а также после обязательных крепких объятий и братско-сестринских поцелуев, отдышавшись, Ромка сказал:

- Ну вы чё? Где встали? Пошли к нашим! Бахнем, поорем, пофестивалим!

- Да погоди ты, сейчас палатку поставим, да и жрать охота!

- Ну давайте, вставайте, вон там мы стоим, я с пермскими девчонками...

- По жизни с Пермью? - засмеялся Лешка над вечным Ромкиным женолюбием.

- Как обычно! И палатку поставите, заходите, жрачка есть. И бухалова немеряно.

- Ладно, придем, давай...

И Ромка помчался дальше. А ребята вытащили шатровую палатку-четырехместку и поставили на указанном организаторами месте. Потом мужики сходили пару раз за дровами, пока девчонки благоустраивали походное жилище туристскими ковриками и спальниками. А потом пошли к Ромке, чтобы поесть, да и вообще, разузнать как тут дела.

Ромка орал на гитаре чего-то непотребное, при этом аккуратно придерживая ногами початую бутылку водки. Справа и слева от него сидели две девчонки - одна темненькая и угрюменькая, вторая светленькая и веселенькая.

Ромка при виде друзей тут же перестал орать и представил всех.

Темненькую звали почему-то Света, светленькую - Лена. Света быстро оценила всех кинжальным взглядом, молча кивнула и снова уставилась на костер. Лена же гостеприимно схватила половник и приговаривая - "Давайте, давайте, свои чеплашки!" - навалила всем густющего горохового супа.

- А для аппетита? - воскликнул Ромка и щедро плеснул водки в стандартные туристские эмалированные кружки.

Аня с Ольгой тут же отказались, водку они не пили. Впрочем, Аня вообще не пила. Даже шампанское на Новый Год. Ромка их уговаривать не стал, объяснив: "Не хошь как хошь, нам больше достанется!"

А вот пермячки не отказались, лихо замахнув кружки, при этом даже не закусили, а только запили водку холодным чаем. После чего Лена еще больше повеселела, а Света еще больше загрустила.

- Ух, хорошо пошла! - изобразил невероятно отвратительную гримасу Ромка.

А Лешку с Мишкой передернуло сивухой:

- Что за дрянь? - сипло сказал Мишка. - У меня бабушка лучше самогон делает.

- А... - пренебрежительно махнул рукой Зяныч. - Калужская... У организаторов брали. Наша еще вчера кончилась!

- Так вы со вчерашнего дня здесь?

- Угу. - закурил Ромка. - А, кстати, через два часа концерт открытия. Я выступаю как гость!

- А на мастерских будешь участвовать? - поинтересовался Лешка.

- Да, схожу к кому-нибудь. Завтра посмотрим! Ну что между первой и второй перерыва нет совсем? - и Ромка снова плеснул водочной дряни.

Они замахнули еще. И тут на душе совсем потеплело. При чем так, что тепло опустилось даже к ногам.

Ромка рассказал как они добрались, что познакомился с девчонками в поезде, и что видел пацана - ну копия ты Леха, потом покажу! - а когда сходили отлить, то Ромка погрозил ему кулаком: "Смотри! Ленка моя! Ты с ней не заигрывай! Хочешь, Светку бери, только она не даст, то ли лесба, то ли депрессивная просто. Третий день молчит!"

Лешка дружелюбно поднял руки:

- Ром, да хоть обоих бери, твои ведь подруги!

Начинало стремительно, как-то по-осеннему темнеть, и Ромка не увидел как у Лешки мучительно и натужно покраснели уши. Честно говоря, Лешке с девчонками не особенно везло. Не умел он с ним знакомиться. Нет, вот с Анькой там, или с Ольгой, нормально же получается общаться, или с другими девчонками из турклуба. Но они свои, просто друзья и все. А вот чтобы так запросто, подойти, познакомиться и снять на пару ночей - получалось не часто. Даже редко. И то, только во время общаговской попойки какой-нибудь.

И не успели они дойти до костра, как Ромка опять заорал:

- А повторить?

И они повторили, потом еще повторили, потом еще, прерывая тосты похабными и не очень песнями. Потом открылась сама собой еще одна бутылка и Лешка даже не заметил сквозь алкогольный туман - как попрощались Мишка и с Олей, как чуть позже ушла Аня, погрозив напоследок пьяному командиру кулаком. Удивительно, но Лена со Светой, казалось вообще не пьянели.

И тут к их костру подошла девчонка с бейджиком на груди.

- Ребята из Кирова здесь? Вас к сцене просят, концерт открытия начинается. Рома, вы четвертым идете, а вы Леша пятым. Будете представлять кировский блок.

Леха заржал:

- Слышь, Зяныч! А ты публику передо мной разогревать будешь.

- Вот гадство... - согласился Ромка. - Ну чё, пошли?

И нетвердым шагом, подхватив пермячек под руки, они отправились к сцене, держа гитары как пулеметы - наперевес.

- Слышь, мы же бухие! Нас же на сцену не выпустят! - шепнул на ухо Зянычу Леха.

- Хрена лысого, ты посмотри, кто тут трезв?

И впрямь, найти на фестивале трезвого барда было труднее, чем потерянные часы на пляже. Тем более на фестивале лесном, где сама природа благоволила к традиционному русскому веселью. Даже организаторы, спускаясь со сцены хлебали кто пиво из невиданных еще в Кирове полуторалитровых бутылей, кто традиционную беленькую.

На сцену Ромка вышел твердым, устойчивым шагом. И вполне трезво без запинок и забываний спел пару своих мудреных творений.

И тут Лешка озадачился. А ему-то чего петь?? И в голову, блин, ничего не шло! И вот зараза-ведущий объявляет уже его:

- Продолжит презентацию своей делегации с песнями "Банальная песня" и "Помнить во сне..." еще один гость из Кирова, дипломант Всероссийского фестиваля авторской песни в Сергиевом посаде... Впрочем, пусть он представиться сам!

- Э-э-э... - растерянно сказал Лешка в микрофон, когда с трудом поднялся на сцену. - Меня зовут Алексей... Впрочем, на самом деле меня сюда не звали, я сам приехал. Да...

Он мучительно соображал, что же ему спеть и тут в толпе зрителей, сквозь яркий свет прожекторов, укрепленных на соснах, он увидел своих друзей, внимательно смотрящих на него серьезными глазами. И кто-то четвертый стоял за ними черным силуэтом.

И тут Лешка запел. Запел абсолютно не зная слов и музыки. Стихи лились сами из него, аккуратно складываясь в рифмы, и гитара сама подпевала ему. И Лешке оставалось только перебирать струны:

Блужданье мрака со свечой в руке

Вот поиск двери из зеркальных комнат.

Холодный поцелуй металла на виске...

Но просыпаюсь я и начинаю помнить.

Как древний Алконост поет над тишиной

Как ветхая звезда над миром гаснет.

А мир? А мир отравлен беленой

И упоен он смрадным, диким счастьем.

Судьбою перерублена ладонь...

Ни щит ни меч, ничто не помогает.

Лишь зеркало да крест, да конь-огонь

Спасают душу от недомоганья.

Последний бой. Всегда - последний бой.

Придут, увидят, не заметят.

Я зря поверил балуясь Судьбой,

Что знанье Тьмы есть знанье Света.

И я рванусь, прикованный к Земле.

Рванусь - и встанет сердце, кровь остынет

Да! Я подобен саже и золе!

Но был огнем... Чем и горжусь доныне!

Аплодисменты были достаточно жидкими. Видимо, мало кто что понял. Сам бард тоже не очень понял, о чем и как он спел. Наверное, накатило вдохновение, как тогда в детском саду. Или опять кто-то помог? Лешка несколько пришел в себя, и подумал, что сейчас надо бы попроще чего-нибудь...

- Значит, вторая попроще будет. Называется... "Нос". Она же "Банальная"... Или "Любовь", как хотите.

И спел свою относительно старую песню, которую написал по одной неудачной влюбленности. Впрочем, почему же влюбленность? Наверное, это была любовь. Та самая, которая настоящая, про которую говорят, что она одна и на всю жизнь. Из-за нее Лешка тогда начал курить, потому что весь мир пах ее волосами, ее дыханием, и чтобы хоть как-то спать, он забивал этот волшебный аромат вонючим болгарским табаком. Из-за нее он начал писать песни, потому, что по-другому не мог выразить тоску по ее глазам, глазам эльфийской принцессы, тоскующей по туманным лесам и темным озерам. Он топил свои безответные слезы в романах Ремарка, и даже водка не помогала чтобы забыть её. Нет, не так - ЕЁ. Иногда казалось, что она отвечает ему взаимностью, иногда, что просто не замечает его. Гораздо позже он поймет, что и она любила его, но он не смог дать ей то, о чем мечтает любая девушка и любая женщина. Он не смог своей любовью защитить ее от безумств этого дикого, бестолкового и жестокого мира, где она была бы не зАмужем, а замУжем, где ее милые, уютные мечты создали бы единственное для них волшебство совместной жизни:

Я говорю - люблю! - ты морщишь нос!

Хочу поцеловать - ты прячешь губы!

Ах, Боже мой, решиться ли вопрос...

Скажи же - любишь ты меня или не любишь?

Хотя у нас свои дороги в этом мире!

Тебе наверх, а мне на северо-восток...

Мне кажется, что я в огромном тире.

Там где мишень, а ты там, где стрелок.

Январская жара, июльская прохлада,

От вторника до четверга пять долгих лет.

Как будто так и жил, как будто так и надо.

Что ночь, что день - неясный полусвет.

Исписаны тетради одним словом -

Весь алфавит, лишь пять волшебных букв!

Мой телефон он нетерпенья сломан!

Гитара стонет под напором рук...

Я говорю - люблю! - ты морщишь нос!

Хочу поцеловать - ты прячешь губы!

Ах, Боже мой, решился тот вопрос...

Все кончено, ведь ты меня...

На этот раз аплодисменты были погромче. Модернизм модернизмом, а "про любовь" интереснее. Лешка неловко поклонился публике и быстро смылся со сцены.

Он хотел отыскать Зяныча, но тот куда-то пропал в лесной темноте.

И тут Лешке кто-то перегарно впился липким поцелуем в губы. Это оказалась вечно угрюменькая Света.

- Ты так классно поешь! Я прямо вся в восторге! - яростно и жарко зашептала она. - Я прямо вся горю! - Леха не успел ничего ответить, как неожиданно горячая пермячка снова запечатала ему рот своими губами.

Какой-то паренек, ждущий своего выхода на сцену, завистливо покосился на них.

- Пойдем, скорей пойдем в палатку! - потащила она Леху за руку.

- Ну пошли! - Лешка еле успевал за девчонкой, та как молодая козочка перепрыгивала через лежащих на поляне людей. Им свистели вслед и радостно ржали.

- А Зяныч где? - запыхавшись от бега с препятствиями спросил студент.

- С Ленкой уже ушли, а мы все ждем кого-то! - не оборачиваясь, ответила Светка, волоча Лешку к неизведанным далям. - Пошли быстрей!

- Да не спеши ночь-то наша - сказал ей Лешка уже в палатке. Ее палатке. А из палатки соседней, Ромкиной, раздавался уговаривающий басок Зяныча и Ленкино хихикание.

- Не могу не спешить! - блудливым голосом произнесла девчонка, расстегивая пуговицы на своей рубашке. Лешка сбросил штормовку, свитер и вот они уже остались в одних тельняшках.

Светка, пыхтя, стащила с себя узкие джинсы, и белая полоска трусиков призывно замаячила в темноте. Леха кое-как тоже стащил штаны и гормоны лихо отозвались на страстный шепот девчонки:

- Ну иди же сюда скорей!

Он нагнулся над ней, поцеловал в мягкие влажные губы и... вдруг услышал легкое похрапывание Светки.

Она тупо и бессмысленно уснула.

Леха жадно провел рукой по соблазнительным, податливым, но абсолютно бессознательным холмикам и изгибам, но тут водка и с ним сделала свое коварное дело.

Он тоже уснул.

И тоже тупо. И еще более бессмысленно. В самый неподходящий для этого момент.