"Десантура" - читать интересную книгу автора (Геннадьевич Ивакин Алексей)

11.

- Да... Тот налет был полной для нас неожиданностью, господин подполковник.

- На то мы и десантники, господин обер-лейтенант.

- Аэродром был практически разгромлен. Но мы его восстановили.

- Я знаю.

- Хотите откушать? - как-то по старорежимному спросил фон Вальдерзее.

- Хочу. Но не буду, - поморщился Тарасов.

- Почему? - удивился немец.

- Если я еще что-нибудь съем, то могу умереть от желудочных колик. После двухмесячного голодания...

- А чаю?

- От чая не откажусь.

Пока дежурный по штабу суетился с чаем - сволочи где-то стащили серебрянные подстаканники, у не из Германии же их привезли? - фон Вальдерзее снова завел этот ничего не значащий для войны разговор.

- Все-таки я считаю, что вы железные люди, - вздохнул он.

- Почему? - удивился Тарасов, краем глаза наблюдая за суетящимся денщиком.

- Вы забыли обо всем на свете, готовились к неизбежной и, надо сказать, бесполезной смерти, и все-таки, воевали. И как воевали!

Тарасову это польстило. Признание заслуг - пусть и врагом, а может быть, тем более врагом? - всегда приятно. Но он не показал вида.

- Почему же мы готовились к смерти... Вовсе нет. Вы не правы, господин обер-лейтенант. Мы готовились к победе. И о жизни мы не забывали. Нельзя идти на войну , забыв обо всем на свете.

- Не совсем вас понимаю...

- Все очень просто. Например, во время выполнения бригадой боевого задания, мы сыграли свадьбу.

- Что??? - фон Вальдерзее аж привстал.

- А что? - удивился Тарасов.

- Свадьбу? Это как? Кого? С кем? - в сознании немца не укладывалось то, что на войне можно играть свадьбы. И еще не укладывалось, что Тарасов так спокойно об этом говорит.

- А что такого-то? Жизнь, она и на войне - жизнь! А женился у нас один лейтенант на переводчице второго батальона.

- С вами что, женщины были?

- Девушки, господин обер-лейтенант. Девушки... Десантницы...

**

-Товарищ подполковник, а товарищ подполковник! - Тарасова старательно тряс за плечо адъютант.

-Немцы? - подскочил Тарасов.

-Да не! - отшатнулся младший лейтенант Михайлов. Его и так-то качало на ветру - тощего, черного, грязного - а тут еще и испугался звериного оскала комбрига.

-Штаб? Связь? Что случилось? Самолеты?

-Товарищ подполковник... Тут до вас Кузнечик... В смысле, лейтенант Олешко... С невестой...

-Даниил... Ты об пень брякнулся? Какая в едрену матерь невеста? - Тарасов старательно протер покрасневшие со сна глаза.

-Ну, товарищ подполковник... Я-то тут причем... - виновато извиняясь, шагнул назад адъютант. - Они сами...

-Ни черта не понимаю... - Тарасов встал с лежанки под разлапистой елью. Встал с трудом... Сон в промозглой жиже не способствовал нормальному отдыху. Даже и не встал... Выполз...

Перед ним стоял в изгвазданном - когда-то белом - полушубке бывший командир взвода, а сейчас уже и батальона, лейтенант Дмитрий Олешко.

Кузнечиком его прозвали за невероятную схожесть... Тощий, длиннорукий, большеногий и большеглазый. По снегу идет и ноги так высоко-высоко поднимает! Как кузнечик, право слово... И все время шмыгающий носом.

Кличка прижилась. Даже в штабе на совещаниях, порой, прорывалось...

Из-за плеча лейтенанта выглядывала девчонка.

Тарасов нагнулся. Взял горсть чернеющего снега. Протер им с силой лицо. Распрямился. Утерся рукавом кожанки. Только после этого разглядел, что за Кузнечиком осторожно прячется переводчица, техник-интендант третьего ранга Наташа Довгаль. Маленького ростика, с грязными, неровно обкусанными ногтями. Серенькая такая мышка с сияющими глазами. Влюбленными глазами. Влюбленными на войне...

-Что хотели? - сердито спросил Тарасов. - Языка, что ли достали?

-Не совсем... То есть совсем нет... Товарищ подполковник... - зачем-то снял извазюканную грязью ушанку Олешко.

-Полгода как подполковник! - рявкнул злой от хронического недосыпания Тарасов. - Что случилось?

Олешко совсем оробел:

-Да ничего не случилось...

-Твою ж мать... - Тарасова опять пошатнуло... - Зачем пришли тогда?

-Жениться хотим! - пискнула из-за спины лейтенанта переводчица.

-Что???? - Тарасов едва не упал. То ли от неожиданности, то ли от слабости... Но схватился за еловую лапу и устоял.

-Жениться хотим... - почти прошептал совсем стушевавшийся лейтенант.

-Любовь у нас, товарищ подполковник! - почти крикнула Довгаль.

-Да понял я... - Тарасов, наверное, в первый раз растерялся за весь поход. - Что кричать-то...

Но собрался быстро. И сразу заорал на влюбленных:

-Совсем обалдели? Шутки решили пошутить? Какая, к чертовой матери, женитьба? Вы где, придурки, находитесь? Это война, если вы еще не поняли! Еще и беременная, небось? - заорал Тарасов на переводчицу. - Зов плоти, значит! Я вам покажу, зов плоти, епметь!

-Товарищ подполковник... Не надо матом... - Кузнечик неожиданно покраснел лицом и сделал шаг вперед, закрывая Таню собой...

А она вдруг заплакала.

И эти слезы вдруг...

Тарасов словно натолкнулся на какую-то невидимую никому, кроме него, стену. И имя это стене было... Надя... Он вдруг увидел, что эти совсем еще юные - Господи! Ей восемнадцать, ему девятнадцать!!! - любят друг друга. Она только и умела, как переводить испуганную речь пленных, он только и умел командовать такими же мальчишками-головорезами. Сердце защемило...

А вслух комбриг сказал:

-Ничего не понимаю! Объясните, лейтенант Олешко!

Тот совершенно по граждански пожал плечами:

-А что тут объяснять, товарищ подполковник. Мы с Таней любим друг друга. И хотим пожениться.

-Давно?

-Очень. Уже два дня.

Тарасов прикусил губу. Два дня на войне - это вечность. Да еще и в тылу врага...

-Свадьбу отложу, - ответил он, прищурившись. - Завтра операция. Когда выйдем в наш тыл, тогда и будем вас женить. Всей бригадой.

-Нет! Мы сегодня хотим! - Таня вышла вперед и упрямо посмотрела на Тарасова. - Завтра может быть поздно.

Подполковник не успел ответить. На его плечо опустилась исхудалая рука Мачихина:

-А они правы, Ефимыч... Завтра может быть поздно... Отойдем?

-Ждите, - бросил влюбленным Тарасов. И отошел с комиссаром шагов на десять, мешая трофейными ботинками грязь и снег новгородских болот...

-Как думаешь? - шепнул Тане лейтенант Димка Олешко, научившийся целоваться позавчера. Научившийся убивать месяц назад...

-Комиссар уговорит, - шепнула ему переводчица младший сержант Довгаль.

-Думаешь?

-Думаю...

-Люблю...

-И я...

Они яростно сцепились руками, ожидая разговора - нет! Приговора! И смотрели, как подполковник, сложив руки за спиной, молча кивал бурно жестикулирующему комиссару.

Потом буркнул что-то, развернулся и рявкнул на адъютанта:

-Писаря сюда!

А потом резким шагом подошел к Кузнечику с Таней.

-Рота в курсе?

-Так точно, товарищ подполковник! - вытянулся Олешко. А Таня добавила:

-Как же не в курсе-то...

-Как бойцы отнеслись? - спросил подошедший за комбригом Мачихин.

-Ну.... Вроде нормально... - застеснялся Кузнечик.

Тарасов неодобрительно покачал головой. А Мачихин опять положил ему руку на плечо:

-Ты, лейтенант, не 'вроде' должен знать, а точно! Как же ты жене своей объяснять будешь - где и с кем задержался? Тоже - 'Вроде я тут с ребятами засиделся...' Так?

-Товарищ комиссар! Вы за нашу семейную жизнь не волнуйтесь! - вступила в разговор младший сержант Довгаль.

-Ваша семейная жизнь в тылу у немцев это моя жизнь! Понятно? - прикрикнул на них Тарасов. Мачихин снова чуть сжал его плечо.

А из-за другого плеча выскочил адьютант Михайлов:

-Как просили, товарищ подполковник, вот печать бригады, вот бланки...

-Хххе - опять качнул головой Тарасов. И, чуть присев и положив на колено серый лист бумаги, что-то зачеркал на нм карандашом. Потом дыхнул на печать и смачно шлепнул по бланку.

-Первый раз, блин, женю... - ухмыльнулся он. - Что тут говорить-то надо, а комиссар? - повернулся он к Мачихину.

Тот улыбнулся:

-Ты женат-то, а не я...

Тарасов улыбчиво повернулся к новобрачным:

-Объявляю вас мужем и женой! Документ вот, а в книжках красноармейских мы дома штампы поставим. Как прорвемся... Договорились?

-Так точно, товарищ подполковник! - а голоса-то у Наташи с Митей дрожали...

-Шагайте по подразделениям. Трехдневный отпуск получите за линией фронта.

-Николай Ефимович... - укоризненно протянул Мачихин. - Ну, нельзя же так...

-Не понял, товарищ комиссар? - развернулся Тарасов к Мачихину.

Вместо ответа тот махнул рукой адъютанту. Тот протянул комбригу вещмешок.

Тарасов засмеялся от неожиданности:

-Вот я старый пень. Забыл совсем.... Держите подарки, ребята!

Кузнечик смущенно взял из рук командира бригады худой мешок.

-Удачи вам. И детишек нарожайте после войны! Лады? Пойдем, комиссар!

Скрипя мокрым мартовским снегом командир и комиссар бригады удалились в подлесник.

- Комиссар, собери-ка политработников. Пусть объявят по бригаде, что свадьбу играем сегодня.

- Понял тебя, командир, сделаем...

**

А Танька, по не истребимому своему женскому любопытству сунула нос в вещмешок.

-Лешка! Живем!

В мешке оказалась буханка хлеба, банка каких-то консервов и фляжка с чем-то булькающим...

Свадебный подарок - это самое дорогое, что есть у тебя сегодня.

Это была последняя буханка хлеба, последний спирт и последняя трофейная тушенка...

Если, конечно, не считать госпитальные запасы. Их, как говорят в Одессе еще есть. Еще...

Тарасов надеялся, что завтра это 'ЕЩЕ' считать не будет.

А Митя-Кузнечик и Наташа Довгаль надеялись, что завтра не наступит никогда...

-Увидимся послезавтра? - сказала она ему.

-Конечно, - ответил он. - Хлеб раненым...

-Да, мой хороший...

И они стали целовать друг друга. Первый раз на виду у всех.

Вещмешок упал на грязный снег...

-Товарищ лейтенант, а товарищ лейтенант, - похлопал Олешкоа по плечу сержант Заборских.

Тот оглянулся:

-Отстань, сержант! Не видишь? Мы женимся!

-Вижу... - хмыкнул Заборских. - У нас вам подарок есть. Пойдемте, а?

Подарком оказалась землянка.

Самая настоящая.

Пока лейтенант с Таней ходили к комбригу бойцы, оказывается, вырыли на крохотном пригорочке узкую яму. На самое дно - глинистое и мокрое - набросали полушубков, собранных с убитых в последнем бою. Завалили их сосновым, духовитым лапником. Он мягче елового и не такой колючий. Сверху жердями устроили тонкий настил. Укрыли его длиннополыми немецкими шинелями. Соблюли маскировку - забросав их прошлогодней мокрой листвой. Правда, лаз получился узкий. По одному только пробраться можно.

-Извините, товарищ лейтенант, но самое высокое место тут, чтоб не мокро было ночевать, - как обычно хмуро, без тени улыбки сказал сержант.

Таня почему-то резко отвернулась...

Лейтенант закусил губу. Потом, чуть поколебавшись, протянул вещмешок сержанту:

-Раздели фляжку по взводу. Хлеб и тушенку в госпиталь передай.

Сержант удивленно посмотрел на лейтенанта:

-Откуда?

-Оттуда! - сглотнул слюну лейтенант.

-Дурак ты, лейтенант! - Заборских резко развернулся и почавкал по апрельской жиже к взводу.

Кузнечик так и остался стоять с вытянутой рукой.

Он попытался что-то сказать, но не успел. Таня обняла его сзади:

-Вот и наш первый дом, да?

-Что?

-Хорошие у тебя ребята... Пойдем домой! Не послезавтра, сейчас. Пойдем?

Леша повернулся к ней. Прижался, уткнувшись в теплые, пахнущие молоком и хлебом волосы...

-Пойдем, хорошая моя!

И засмеялся:

-Три дня увольнительных положено! Свадьба же!

Она улыбнулась, вязла его за руку и молча повела в земляночку. Первой забралась она, скрываясь от любопытных, завидующих по-доброму, и - почему-то - грустных солдатских взглядов.

Олешко все же заметил, что взвод его, давно уже ставший по численности отделением, скрылся за деревьями. И, просунув в лаз мешок с продуктами, полез внутрь.

Укрылись они его полушубком. На ноги бросили ее шинельку. Простынью стал чей-то изорванный маскхалат.

А демянские леса укутывала черным снегом ночь. И где-то ангелы взлетали на боевое задание...

-А я помню тебя... - шепнула она ему, когда они перестав ворочаться, улеглись лицами друг к другу. - Увидела и сразу-сразу влюбилась.

-Прямо так и сразу? - беззвучно засмеялся лейтенант Олешко.

-Прямо так и сразу. И бесповоротно. И навсегда, - она осторожно коснулась мягкими губами его колючего подбородка. - Колючий мой... Как хорошо, что ты колючий!

-Почему?! - удивился он, слегка отпрянув от ее лица.

-Не знаю... Нравится твоя щетина...

-Глупышка моя...

-Ага! Твоя! Поцелуй меня! Крепко-прекрепко! - она закрыла глаза и подставила ему губы.

Осторожно, словно касаясь хрустальной драгоценности, Кузнечик прижался к ней.

-Крепче! - выдохнула Таня.

Вместо ответа он расстегнул дрожащей рукой верхний крючок гимнастерки.

Толком они не умели целоваться. Первый поцелуй он как первый выстрел. Всегда в молоко... Они вообще ничего не умели. Но любовь и война - быстрые учителя.

Руки их, словно ласточки, порхали друг по другу. Словно торопились натрогаться друг друга.

-Муж мой...

-Жена моя...

Она перебирала его волосы, он целовал ее кожу.

Звякнули пряжками ремни...

А потом они перестали говорить. Им было некогда. Они любили. Над лесом, в темной воде облаков пролетали, вместо бомбардировщиков, тихие ангелы... Никто их не видел, никто. Небо высоко, до него рукой не достать и глазом не увидеть. И утро еще далеко.

-Поешь, мой хороший... - сказала она потом.

Он улыбнулся. Неловко приподнялся. Отломил от буханки кусок и молча протянул ей. Она откусила крохотный кусочек и на открытой ладони поднесла к его лицу.

Аккуратно, слизывая каждую крошку, он больше целовал ее ладонь, чем ел. Отталкивал только для того, чтобы она тоже поела. И не было в этом мире вкуснее этого промерзлого, старого куска хлеба.

-Хочешь еще? - потянулся он за буханкой.

-Хочу. Не хлеба...

Он остановился в недоумении, вытащил из вещмешка тушенку и фляжку с водкой.

Таня засмеялась, как смеются счастливые женщины над смешными своими мужчинами. И потянула Митьку к себе. И вскрикнула неожиданно:

-Ой!

-Что? - испугался Кузнечик, и, резко разогнувшись, ударился головой о низкий потолок.

-Меня кто-то за волосы держит... - испуганно сказала она.

-Тише, тише, сейчас... - он нащупал в темноте ее косу. Провел рукой по ней.

Оказалось, коса просто примерзла к холодной стенке земляночки. Морозы по ночам ударяли все еще не слабо, хотя радостные дни весны сорок второго уже сгоняли черный снег сорок первого.

А молодожены и не замечали этого. На то они и молодожены...

Он подышал на заледеневшие волосы Тани. Потом, непослушными, давно опухшими пальцами, осторожно дернул и освободил ее.

-Смешная ты моя...

Вместо ответа она ткнулась ему в грудь.

-Повернись-ка ко мне спинкой, - поцеловал он ее в макушку. Она кивнула молча.

-Чтобы волосы не примерзали к земле, да?

-Да, моя хорошая, да... Какая нежная кожа у тебя?

-Где?

-Везде... Утро еще далеко...

А где-то вставало солнце. Небо серело, низкие облака обнимали друг друга, живая тишина плыла над лесом. Ангелы пошли на посадку.

-Товарищ лейтенант! Подъем! Извините, но приказ! - кто-то дергал лейтенанта Олешко за ногу...