"Юрий Козлов. Разменная монета" - читать интересную книгу автора

Юрий Вильямович Козлов

Разменная монета

1

Первую половину рабочего дня Никифоров провел в своем кабинете, читая
иностранный детектив. Детектив был хорош, но раздражали подробности чужой
жизни. Иное качество существования выставлялось едва ли не с каждой
страницы, как золоченые ослиные уши. Никифоров подумал, что читатели в
других - более счастливых в смысле быта и прочего - странах, вероятно, не
замечают золоченых ушей. И не золоченые они для них вовсе. Он сам не знал,
почему картины чужого благоденствия вызывают в нем злобную безысходную
тоску. "У нас бы, - захлопнул книгу Никифоров, - все эти подозреваемые
сидели бы с первого дня. И не консультировались бы с адвокатами за
коньячком, а получали бы по морде от следователя в кабинете!"
Но не безнадежно плоха была родная страна.
К примеру, в том, где консультировались с адвокатами, мире абсолютно
невозможны были бы никифоровская контора - "Регистрационная палата",
подлестничный его кабинетик с круто съезжающим потолком, узким и длинным,
как бойница - каких трудов стоило прорубить его в старинной кладке! - окном.
Невозможен не потому, что его выгородили из пустого паутинного пространства
под лестницей, а потому что никто с утра не стукнулся в дверь, ни один
телефонный звонок не потревожил начальника "транспортно-экспедиционного
отдела" - так значилось на табличке на двери.
Никто, нигде, ни при каких обстоятельствах не потерпел бы подобного
отдела.
Никифоров с удовлетворением оглядел кабинет: письменный стол, шкафы с
книгами, почти в человеческий рост красного дерева часы с боем, колодец
окна, как водой, наливающийся синевой в ранних мартовских сумерках.
Непредусмотренное окно как-то глупо смотрело в облупленную стену соседнего
склада завода электромоторов. Но если приблизиться вплотную к синему
колодцу, задрать голову, можно было по небесной косой разглядеть высоко
парящую черную складчатую изнанку Большого Каменного моста в невесомом
издали железном штрихе.
Да, безусловно, было чем гордиться. Никифоров сидел в отдельном
кабинете, получал зарплату ни за что, и при этом (чего добиться всего
труднее!) никто его не беспокоил.
Но ущербной была гордость.
Как если бы он, холуй, перехитрил барина. Отравляли радость мысли о
неполноценности, каком-то унижении, не его, Никифорова, конкретно, а
всеобщем чудовищном унижении, посреди которого его радость - ничтожная
радость скачущей укусившей блохи под занесенной, но промедлившей ладонью.
Под каменной, отчего-то сейчас медлящей, но не вечно же! ладонью все -
укусившие и не укусившие - если и не смертники, то уж никак не полноценные
жильцы, консультирующиеся за коньячком с адвокатами. "Стало быть,
государство - барин, а я - холуй?" - задумался Никифоров. И так и эдак
вертелась мысль, и как-то так выходило, что если и был Никифоров холуем, то
подлым, бесстыжим, ни в грош не ставящим барина, только и ищущим, как бы его
объегорить. Государство же со всеми своими серыми бумажными кирпичами