"Юрий Козлов. Имущество движимое и недвижимое" - читать интересную книгу автора

Здесь - под тусклой, годами не зажигавшейся лампочкой - Саша острым,
как бритва, сапожным ножом распорол джинсы, вернее, то, во что они
превратились, по швам, брезгливо бросил жалкую кучку лохмотьев на крышку
сундука. Медная шириночная "молния" матово посвечивала. Она была готова
служить второй срок. Саша чувствовал себя язычником, покусившимся на идола.
"Из-за этого дерьма, из-за тряпок, - подбросил в воздух лоскуты, - столько
переживаний. Сколько они значат в нашей жизни. Так почему, - стиснул
кулаки, - нельзя пойти в магазин и купить?"
Его охватил приступ нервного смеха. Старые джинсы перестали
существовать. Новых он купить не мог. Он не мог выйти во двор, потому что не
было джинсов. Но и не выйти только потому, что их не было, тоже не мог.
Между двумя "не мог" словно проскочила электрическая искра. "Кто я? -
подумал Саша. - Человек или тварь дрожащая? Я вызываю вас на бой! - крикнул
лоскутам. - Поборемся, посмотрим, кто кого! Человек - звучит гордо!"
Разъятый идол был равнодушен и безгласен. Саша почувствовал в руках
зуд, хотелось немедленно приняться за работу. Ему казалось, это не он минуту
назад едва не рыдал от бессилия. Впрочем, человеку в такие минуты всегда
кажется, что он другой и назад пути нет. Главное - каков человек на
следующий день, когда выясняется, что он прежний, а путь назад есть.
Сейчас Саше думалось, все было легко и просто, но в те дни он был
близок к помешательству.
День ушел на переоборудование кладовки. Саша вымыл пол, стены, ввернул
яркую лампочку, надел на нее конический жестяной козырек, чтобы свет падал
направленно, установил старый кухонный стол, достаточно широкий, чтобы на
нем кроить. Попросил у Лиды швейную машинку. Та купила ее несколько лет
назад, получив гонорар, да так и не удосужилась распаковать. Несколько раз
порывалась сдать в комиссионку, но и на это сил не хватило.
Весь следующий день он возился с машинкой. Изучал инструкцию, смазывал,
чтобы не стучала, учился вести строчку. К вечеру швы стали выходить ровными,
словно он их вел по линейке. Помнится, Саша долго не мог заснуть. Закрывал
глаза: стучала машинка, стелилась бесконечная строчка, из лоскутов рождались
дивные штанины.
Утром Саша поехал по магазинам. Конечно, джинсовой ткани там быть не
могло, но стояла весна, он надеялся купить белую или голубую
хлопчатобумажную. Это был бы высший шик - одеться по сезону. Будто бы по
причине жары он перешел на легкие летние джинсы. Но ничего похожего в
магазинах не было. У Саши темнело в глазах, когда он входил в очередной.
Казалось, невидимая когтистая лапа выгребла все яркое, светлое, развесила
повсюду коричневые и черные вонючие ворсистые отрезы. Из разговора теток,
злобно ощупывающих толстенный драп, Саша узнал, что вчера вечером в
фабричном магазине в Орехове-Зуеве была саржа по два тридцать за метр. "Дура
я, дура! Не взяла!" - сокрушалась тетка.
Саша не помнил, как оказался в метро, потом на многолюдном Курском
вокзале, где цыгане чуть не набили ему морду, потом в стучащей по рельсам,
как швейная машинка, электричке владимирского направления. В магазин он
ворвался перед самым закрытием. Саржа кончалась. Саша ухватил последние пять
метров.
В ночи, в крохотной кладовке, на кухонном столе под ярким пыточным
светом он опускал на саржевое полотно джинсовые лоскуты, тщательно обводил
карандашом контуры, вырезал, чтобы сшить их точно так же, как некогда были