"Юрий Козлов. Одиночество вещей" - читать интересную книгу автора

стойке. Хотел показать только "Препарат X", а вытащил все разом.
- Косметика? - заинтересовалась барменша.
- Можно и так сказать, - смутился Леон.
Она с изумлением рассматривала изображенный на пакетике язык в
резиновом чехольчике. Он был отвратителен, как грязное адское пламя, красный
зачехленный язычишка почему-то с крупными пупырышками на конце.
Леон чувствовал себя змеем-искусителем, ввергающим Еву в грех. Только
он был вынужденным змеем. Рыжая барменша тоже не очень походила на Еву. А
если походила, то не на ту, которую Бог изгнал из рая, а на всласть пожившую
на Земле. Такую Еву невозможно было изгнать. Она сама могла изгнать кого
угодно откуда угодно.
Что и делала постоянно.
- Сволочь! - завопила она. - Ах ты сволочь! Что это за тюбик?
Назначение остального она, стало быть, уяснила.
- Теперь ты этого никогда не узнаешь, лимитчица! - мстительно отступил
от стойки Леон.
Так мог бы ответить Еве змей-искуситель, если бы Ева жадно не вгрызлась
в яблоко, а взялась бы гневно и целомудренно топтать его, а заодно и змея.
Библейские сюжеты текли, как реки. Только что Леон был змеем. А вот уже
изгоняемый из рая, если допустить, что "Кутузов" - рай, Адам.
Катя Хабло тем временем вышла из негостеприимного рая на проспект.
Сквозь приоткрывшуюся дверь внутрь проник косой солнечный луч. То была нить
судьбы. Тяжелая бесшумная дверь, как топор, перерубила луч. Делать в баре
больше было нечего.
- Сколько? - Жившей по принципу "все беру" барменше не понравилась
легкость, с какой отказался от сделки Леон. Да и власть ее над ним, уходящим
из бара, сделалась призрачной, как власть двери над солнечным лучом. Луч
сунется в другую дверь. - Пятерку?
- Пятерки я получаю в школе, - цинично усмехнулся Леон. - Давай, рыжая,
бутылку.
Барменша ловко, как фокусник из рукава, поставила на стойку бутылку
чернильного "Саперави".
- Его вчера давали в магазине по три семьдесят, - поморщился Леон. -
Давай шампанское. Или я ухожу! - шагнул к двери.
- Катись, - спокойно отозвалась барменша.
Но Леон знал, каким лесным пожаром бушует сейчас в ее душе "все беру".
В эту игру он уже сегодня играл с Димой. Взялся за ручку двери.
- Только объясни, - что-то даже человеческое послышалось Леону в голосе
рыжей барменши. - Что за тюбик?
Человеческий голос, каким вдруг заговорила барменша, сделал непростым
предстоящее объяснение. Леон подумал, что торговля, обмен - древнейшая форма
человеческих отношений. Главное тут - взаимная симпатия, благожелательность,
а вовсе не подлость, надувательство и обман. Иначе человечество не поднялось
бы до торговли, а погрязло в тысячелетней войне. Еще Леон подумал, что в той
торговле, какая сейчас развернулась в стране, очень сильны элементы войны.
Он чувствовал себя именно таким, военизированным, продавцом, сбывающим
сомнительный товарец. Не утешало и что барменша была не из самых
простодушных покупательниц. "Мерзость, - подумал Леон, - все мерзость, и я
мерзость".
- В общем, так, старуха, - скороговоркой, чтобы быстрее с этим