"Вильям Федорович Козлов. Солнце на стене (роман) " - читать интересную книгу автора

- Я позвоню, - говорю я.
- Конечно, - отвечает она.
- А Глебу не дам твой телефон.
- Конечно, - говорит она.
Ее щеки порозовели, стали теплыми, карие глаза блестят. Я понимаю,
она не хочет, чтобы я уходил. Она касается легкими пальцами моих волос,
гладит лицо. Мне бы нужно сказать ей что-нибудь приятное, например - как
хорошо, что мы встретились и как она мне сильно нравится, но я молчу.
Почему-то трудно лезут из меня всякие хорошие слова. Где-то на полпути
застревают...
- Уже без шапки? - говорит она и снова притягивает к себе...
Я сбегаю вниз, ногой распахиваю дверь и подставляю ветру лицо.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Денек выдался горячий. Не успели закончить монтаж автотормозной
аппаратуры, как из разборочного цеха привезли паровозный насос. Начальник
цеха Ремнев, как всегда, был краток:
- Этот подарочек - кровь из носу - нужно отремонтировать сегодня...
Месяц кончается, а насос для сдаточного локомотива... На вас вся страна
смотрит!
Лешка взглянул на нас. Дескать, что будем делать, хлопцы? Мы знали,
Никанор Иванович зря просить не будет. Значит, действительно работа
срочная и нужно делать. Карцев понял.
- В крайнем случае задержимся, - сказал он.
- Надеюсь на вас, ребята, - сказал Ремнев.
Этот громогласный человек мне нравился. Невысокого роста, но широкий,
лохматый, с большим прямым носом, он походил на пирата. Брови - два черных
ерша, на широком лбу глубокие морщины, которые косо пересекал красноватый
рубец. Старое ранение. Весь квадратный, массивный, Ремнев обладал большой
физической силой. Когда в нашем цехе завалился на бок автокар с тяжелой
деталью, Ремнев, оказавшись поблизости, первым бросился на помощь
автокарщику, которому придавило ногу. Без особого труда он поставил
автокар на место и даже взвалил на него многопудовую деталь.
Ремнева за глаза звали в цехе Мамонтом. Недавно его избрали членом
парткома, и в его обязанности входило заниматься персональными делами.
Человек скрупулезной честности, он не любил разбирать эти дела. И поэтому,
когда к нему поступало персональное дело коммуниста, он ходил по цеху
мрачный как туча. Очевидно, ему горько было разочаровываться в людях. На
собраниях он выступал редко. Не любил с трибуны говорить. Хотя с таким
басом, как у него, можно было выступать с любой сцены.
Рабочие относились к нему с уважением. Была у него одна привычка,
которой он стеснялся. Мамонт любил нюхать табак. У него была желтая
деревянная табакерка, которую он носил всегда с собой. Время от времени
отворачивался в сторону и поспешно заряжал широкие ноздри табаком. Потом
тупо смотрел на кого-нибудь, помаргивая, и наконец оглушительно чихал.
Иногда дуплетом. Так примерно стреляет охотничье ружье шестнадцатого
калибра. Когда он чихал, слышали все. И тут же, улыбаясь, кричали: "Будьте
здоровы, Никанор Иванович!" Мамонт встряхивал головой, утирал с крепкой