"Вильям Федорович Козлов. Я спешу за счастьем " - читать интересную книгу автора

закрыт, быстренько смотался.
Из-под одеяла высунулась лохматая голова старосты общежития Геньки
Аршинова:
- Идея, братцы! Жесть на складе есть... Кто возьмется колено
соорудить?
- Кто!.. - загудели ребята. - Ясно кто - Швейк... Он мигом провернет
это дело.
- Помощник нужен, - сказал Швейк.
- Возьми Максима, - кивнул на меня Генька Аршинов. - Я его от уборки
освобождаю.
- Ладно, провернем, - пообещал Швейк.
Грохот костяшек пошел на убыль и скоро совсем прекратился. "Козлы" под
громкий гогот полезли под стол вытирать коленями пыль. Ребята стали
укладываться спать. Завтра суббота.
Потух свет. И сразу, как будто только и ожидали сигнала, на трех
койках захрапели. Швейк натянул одеяло на голову и стал глубоко дышать. Мне
не спалось. К отцу так я и не собрался. А надо бы. Теперь не отправит в
Куженкино: я состою на довольствии, работаю, возможно зачислят в техникум.
Швейк говорил, что тех, кто хорошо работает, зачисляют, если даже и двойку
схватишь на вступительных экзаменах. А я обязательно схвачу. С математикой
у меня туго. И с химией тоже. Эти кислотные реакции и прочую дребедень
никак не могу запомнить. Да и не хочется запоминать. Главное не это. Дело в
том, что я не хочу быть железнодорожником. Завучу я наврал. Никогда я не
мечтал о паровозах-вагонах. Меня больше привлекала военная служба. Сначала
хотел быть летчиком. Потом приехал на побывку мой приятель - Женька Ширяев.
Он на два года старше меня, а вот балтийский моряк. Тельняшка, бескозырка,
бушлат. И синий якорь на правой руке. Женька при каждом удобном случае
говорил: "Полундра, братишечки!" У него это здорово получалось. Я тоже
захотел быть моряком и говорить: "Полундра, братишечки!" Женька подарил мне
старую тельняшку. Я носил ее три месяца, не снимая. А когда тельняшка
расползлась, мать сшила из нее младшему брату трусики. Смешные такие,
полосатые. А у меня появились какие-то другие идеи (уже забыл!), и я
охладел к морю. Конечно, если бы меня пригласили на пароход и выдали форму,
я бы поплавал для интереса.
Вот сейчас спроси у меня: "Кем ты хочешь быть?" - я не отвечу. Сам не
знаю. После войны, когда стали возвращаться из госпиталей инвалиды, я вдруг
разочаровался в военной службе. Инвалиды ездили в поездах и пели грустные
песни про войну и свою несчастную судьбину. Инвалидам бросали в фуражки
деньги. Они, не глядя на пассажиров, скороговоркой говорили:
"Благодарствую, граждане". И дальше - в другой вагон.
У всех людей есть какая-то цель. Ребята вламывают в грязи, строят
техникум. У них цель - учеба, специальность. А мне наплевать на все это.
Все строят, и я строю. Потому что деться некуда. А потом - одному плохо.
Когда много людей, веселее как-то. И я работал не за страх, а за совесть.
Генька Аршинов любит железнодорожное дело. Он с отцом не раз ездил на
паровозе. У него отец машинист. Генька научился кочегарить - бросать уголь
в топку и все такое. Генька говорит, что глядеть на мир из окна паровозной
будки - самое милое дело. Генька будет хорошим техником. Или машинистом. Он
только и думает о паровозах. А я вспоминаю о поездах, когда ехать
куда-нибудь собираюсь. Как-то заглянул к машинисту в будку: шипит там,