"Евгений Козловский. Я обещала, и я уйду (история любви и смерти)" - читать интересную книгу автора

далеко и подсветка погаснет, Тамаз в наступившей почти тьме попытается
поцеловать Ирину, но та не дастся; и в пацхе, у стены-плетня, за столом,
врытым в землю, где Тамаз не позволит Ирине выпустить рог с изабеллой,
пока тот не опорожнеет, сам отрежет кусок от длинной ленты козлятины,
коптящейся над очагом, покажет, как зачерпывать соус ткемали кусочком
лаваша: красная капелька на ирининой руке; и когда!
- Никогда! - засмеется Ирина, раскинув руки: не пуская в номер, и на
тамазово:
- Ну, чаю просто попьем! - останется непреклонна, и архитектор снова
сдастся: - Ладно, - скажет, - в таком случае едем к моим друзьям; вечер
продолжается.
- Мы там будем одни? - спросит Ирина. - Поздно уже!
- Что ты, дорогая! В этом доме всегда столько народу! Только мне надо
по пути заскочить на почту!
ь там, у тамазовых друзей, уступит национальному грузинскому мотиву,
оторый архитектор, в окружении веселой, отхлопывающей такт компании ино
внимание привлечет живое лицо немолодой женщины, особенно азартно й в
ладоши;
- Кто такая? - поинтересуется Ирина у соседа;
- Гостья, из Парижа!)
т эффектно, артистично танцевать что-то горское, но прервет танец: ,
внезапно, неожиданно, и, схватив Ирину за руку, потащит к выходу:
- Ты была когда-нибудь ночью на маяке?
- На маяке? - снова невпопад расхохочется Ирина.
- Эй! куда вы?! - понесется им вслед.
11.11.90
Большой теплоход, сияющий огнями, разворачивался в миле от берега.
Реликтовые сосны ровно шумели, дезавуируемые пунктиром маячного света.
Ирина стояла, закинув голову, и глубоко всем этим дышала; Тамаз непода-
леку пытался всучить червонец маячному смотрителю.
- Пошли! - крикнул во тьму, договорившись. - Эй, Ирина!
Она выпала из странного своего состояния.
- Ничего не трогать! со стороны моря лампу не перекрывать! - по-ар-
мейски прикрикнул сторож, сторонясь от входа.
Поднимаясь крутой лестницею, Тамаз тянул Ирину за руку. Наверху, на
круговом балкончике, свет слепил почище фотовспышки, и глаза за недолгие
мгновения темноты не успевали к ней привыкать.
- Вот, - сказал Тамаз, доставая из многочисленных карманов кожаного
пиджака пачки десятирублевок. - Торжественно вручаю. Справедливость
одержала победу.
- Не возьму, - ответила, помрачнев вдруг, Ирина.
- Почему?
Она качнула головою:
- Значит, ты все-таки связан с ними, - и пошла к выходу.
- Постой! - крикнул Тамаз. - Не веришь, да? Не веришь?! Ты же видела
мои рисунки!..
Ирина призадержалась.
- Не знаю, - сказала, - я уже ни-че-го-не-зна-ю.
- Не возьмешь, значит?
Тамаз разорвал бандероль, пустил десятирублевки по ветру. Они, кру-