"Людмила Козинец. Последняя сказка о "Летучем Голландце"" - читать интересную книгу автора

старыми мощными лозами винограда; заросшие сухими колючками и редкими
розами дворы; рубленые в скалах ступени, крутые лестницы-трапы, соединяющие
соседние улицы. И застоявшийся запах рыбы и гниющих водорослей, который
веками не могут выдуть влажные ветры с моря.
Верка оказалась дома. Она успела уже снять грим, лицо ее лоснилось.
Волосы накручены на мелкие бигуди, небрежно подвязан застиранный халатишко.
Словом, это был тот всем знакомый тип женщины, который и во времена
капитана Ван-Страатена выразительно назывался "холерой".
Выслушала она Тому молча, раскуривая дешевую сигарету. Потом сказала:
- В общем так, мужчина. Я согласная - гроши во как нужны! Но, мужчина!
На жилплощадь и не мечтай, сама комнату снимаю, так что... И без фокусов,
усек? Любовь наша с тобой на бумаге вся останется, а свобода моя - при мне.
Права качать тебе нет резону. Враз под суд - и долой прописку. А теперь
ближе к деньгам. Вижу я, что ты мариман, так, может, чеками расплатишься?
Не, ты смотри, тебе же выгодней, тогда ж треть и скостить можно...
Капитан мало что понял из Веркиных слов. Но про деньги сообразил. Он
вынул из пояса монеты и щедро сыпанул на стол. Не потускневшие от времени
дублоны и дукаты ярко блеснули в свете убогой, засиженной мухами лампы.
Верка от изумления дара речи лишилась. Потянулась к монетам ее
дрожащая рука, зацепила желтый кругляшок. Помяла Верка зубом древний чекан
и ахнула тоненько. Уже нависли над золотом жадные пальцы, но страх
пересилил:
- Ты кого ко мне привела, подруга? Ты где этого карася выудила? Ты это
чего ж, хочешь чтоб Верка жизнь свою цветущую на нарах гробила? Не-етушки!
Забирай рыжики и вали отсюда с гусем своим лапчатым! Ишь, что удумали! Да я
милицию щас...
Дверь захлопнулась. Жалостливая Тома нырнула в ближайший переулок. И
остались капитан с помощником посреди незнакомого ночного города. И
загоралась уже предутренняя заря.
Белая пыль покрыла носки ботфортов. Капитан брел к морю, с ужасом
думая о том, как вернется на корабль. Вернется... еще на сто лет.
За невысоким, просевшим от старости заборчиком блеснул свет. Капитан
остановился. Единственный свет в ночи... И чей-то голос, хрипловатый
мальчишеский альт, упрямо, сквозь зубы бормотал знакомые морские слова.
Капитан заглянул во двор.
Под приземистым деревом грецкого ореха на обломке ракушечника сидел
мальчишка. Плотно зажав уши руками, зажмурив глаза, монотонно раскачиваясь,
он твердил наизусть текст о парусном вооружении брига. На коленях мальчишки
лежала раскрытая книга, освещенная оранжевым светом фонаря, привязанного к
ветке дерева. Мальчишка сбился, в досаде помотал головой, открыл глаза и
уткнулся в книгу. Капитан улыбнулся, тронув пальцем усы.
- Эй, юнга!- позвал негромко.
Мальчишка вскинул голову и стремительно вскочил, уронив книгу. Перед
ним в проломе хлипкого заборчика стоял капитан. Самый настоящий капитан - в
этом не могло быть сомнений. Обветренное и сожженное солью режущей волны
лицо, длинные волосы, голова небрежно повязана куском когда-то белого
шелка, на котором виднеется засохшее кровяное пятно. Серый шитый серебром
камзол словно осыпан невысохшей водяной пылью. Алого сукна пояс, высокие
ботфорты... Только в маленьких приморских городках могут появляться по
ночам такие капитаны.