"Козинец Людмила.Полеты на метле" - читать интересную книгу автора

- Это еще почему?
- Что я - не вижу? Туда намылился?
- Сдается мне, Дар, что не твое это дело...
- Ну чего ты там забыл? Ведь знаю, как все будет. Сначала сядешь за
дальний столик, спросишь водки и соленый огурец, пить начнешь, да на нее
пялиться, потом пойдешь приглашать на танец, плохо при этом стоя на ногах.
Тебе брезгливо откажут. Ты попробуешь наскандалить, Сабаневский молча
вышвырнет тебя из кабака и, между прочим, будет прав. Ты обплачешь все
ступени, дожидаясь, когда они выйдут, но не дождешься, а уснешь возле
колонны - прямо на холодном цементе. И если не придут дружинники и не
вызовут ментовку, то утром ты поимеешь красивое воспаление легких. А
дальше - представляешь? Неделю ты будешь валяться в бреду, призывая ее.
Потом ваш участковый эскулап скажет над тобой отходняк, тебя уложат в
гроб, и мы, рыдая, понесем его на своих плечах. Ты будешь лежать строгий и
прекрасный, покинувший сию юдоль скорбей. Стихи свои ты завещаешь ей.
Однажды ночью, в глубокой старости она вдруг надумает их прочесть. И
восплачет, и раскается, бия себя в усохшую грудь, отдаст бриллианты в
Детский фонд, а сама удалится от мира, дабы в тесной келье отмолить у Бога
страшный грех - гибель юного поэта по ее вине...
Дар балагурил, но сам напряженно ловил взгляд Саньки. А тот улыбался
насильственно, и лихорадочный румянец цвел на его щеках, и губы сохли в
жажде и нетерпении. Безнадежен. Все симптомы налицо.
Этого мне только не хватало. Самый никудышный из вариантов, когда вот
такой дворовый щенок влюбляется в юную пантеру из королевского зверинца.
Чаще всего это плохо кончается.
И, между прочим, я в такую любовь не верю. Что-то тут есть от
болезненной жажды самоутверждения.
И что я могу сделать? Взять огнетушитель и поливать Санечку, пока не
остынет?
Я отложила все эти размышления на потом. А пока, изо всех сил болтая
пустяки, мы увлекли Саньку от сияющего огнями ресторана, где сидел
страшный Сабаневский с Темной Звездой.
На вокзале мы слопали по две порции чебуреков, после чего Санька
собрался домой, а я поехала к Дару, чтобы получить для прочтения рукописи.
Это просто удивительно, до чего легко молодые авторы раздают свои творения
всем, кто соблаговолит проявить к ним хоть какой-нибудь интерес. У Дара
засиделись, пили чай, трепались. Домой я возвращалась заполночь, и Дар
меня не провожал. Я вообще никогда не позволяю себя провожать, потому что
мне необходимо вот это время - от встречи с человеком до моего дома. Мне
думать надо.
В городе было тихо - провинция рано отходит ко сну. Ни ветерка,
листва садов кажется вырезанной из черного камня, облитого сиянием полной
луны. Остро пахнет горячей пылью, горьким тополем и самой отчаянной
парфюмерией: зацвела ленкоранская акация. Розовыми кисточками ее цветов
засыпаны улицы. Розовыми кисточками и... белыми буквами.
Я вдруг поняла, что уже давно ступаю по строчкам стихов, написанным
на бетонных плитках тротуара.
Крупные буквы строчек сонета блестящим ковром поднимались на две
ступени крыльца, вели через парадный вход, небольшой вестибюль. Сонет
заканчивался у двери, обитой вишневым дерматином, привалившись к которому