"Елизавета Кожухова. Этюд в красно-еоричневых тонах или Тайна, несущая смерть-II [H]" - читать интересную книгу автора

- Как одеты? Да обычно, без этих новомодных штучек. А прическа... Погодите,
дайте вспомнить. У одного волосы коротко стриженые, а у другого наоборот,
длинные. Ну, я-то, конечно, крикнула - чего это вы тут, ребята, делаете? А
они мне очень так вежливо ответили, что они покупатели и что хозяйка им
разрешила осмотреть машину.

- И вы им поверили?

- Да не очень. Хотела спросить у самой, да не встретила, а на следующий
день... - Марья Васильевна совсем пригорюнилась.

- Ну хорошо, Марья Васильевна, - Дубов протянул ей свою визитную карточку,
- спасибо вам за ценную информацию. Если что-то еще узнаете, то дайте
знать, будьте уж так любезны.

- Да-да, конечно, - закивала старушка.

"Значит, Лавинска действительно пыталась продать "Жигули", - размышлял
Василий, неспеша ведя "Москвич" по колдобистой улице, - и ничего нового я
не узнал. Хотя надо еще подождать, что мне сообщит насчет автомобиля
инспектор Берг..."

На светофоре зажегся красный свет, и Дубов затормозил.

- А может, прав Аскольд Мартынович - нет в этом деле никаких тайн, -
сказал детектив своему отражению в зеркальце.

Красный свет сменился желтым, затем зеленым, и "Москвич" тронулся с места.
Но тут через улицу побежал какой-то человек. Василий ударил по тормозам, и
очень вовремя - машина остановилась прямо перед носом незадачливого
пешехода.


***


Петрович открыл газету и на первой же странице увидел некролог под
фотографией Луизы Лавинской. "А я вот подохну - ни одна сволочь не
вспомнит, - подумал он. - Хотя нет - вспомнят, еще как вспомнят. И на
похороны слетятся, как стервятники на мертвечинку. Не дождетесь,
голубчики..."

И вдруг ему явственно вспомнилась последняя встреча с Лавинской - та самая,
обнародования факта которой он так опасался. В тот день Манфред Петрович
находился в самом мерзопакостном настроении - "Местное время" вылило на
него очередной ушат помоев. Обесчещенный пасквилянтами Петрович в бессильной
злобе выл, царапал обои, рвал в куски мерзкую газетенку, но когда раздался
звонок в дверь, тут же смирил чувства и даже успел убрать следы своего
праведного гнева.