"Вадим Кожинов. Нобелевский миф" - читать интересную книгу автора

Сегодня любой просвещенный ценитель поэзии признает значительность
только трех из этих двенадцати имен - ирландца Йетса, француза Сен-Жон Перса
и англичанина (по происхождению - американца) Элиота. В то же время он
обязательно назовет немало имен выдающихся поэтов той же эпохи, не
снискавших Нобелевской премии; среди них - австриец Райнер Мария Рильке,
француз Поль Валери, немец Стефан Георге, испанец Федерико Гарсиа Лорка,
американец Роберт Фрост, англичанин Уистен Оден. Это в сущности крупнейшие
представители своих национальных поэтических культур в XX веке - и все же ни
один из них не стал нобелевским лауреатом...
Словом, руководствоваться вердиктами шведской академии при уяснении
действительных ценностей поэзии XX века невозможно, что относится и к Иосифу
Бродскому. Могут, впрочем, возразить, что шведская академия подчас (в одном
случае из четырех!) все же избирала весомое поэтическое имя, и почему бы не
считать правильным ее решение 1987 года, касающееся Иосифа Бродского?
Я не имею намерения анализировать сочинения этого автора, во-первых,
потому, что еще не прошло достаточно времени, выносящего свой объективный
приговор, и любое мое суждение могут решительно оспаривать, и, во-вторых,
потому, что для серьезного анализа потребовалось бы много места. Но я считаю
вполне целесообразным процитировать содержательные рассуждения двух
писателей, которые непосредственно наблюдали "процесс" присуждения
Нобелевской премии Иосифу Бродскому.
Речь идет о Василии Аксенове и Льве Наврозове, которые, как и Бродский,
эмигрировали из России в США (первый - еще в 1972 году, второй - позже, в
1980-м). Люди эти довольно разные, но их "показания" во многом совпадают.
Василий Аксенов писал в 1991 году (в статье "Крылатое вымирающее",
опубликованной в московской "Литературной газете" от 27 ноября 1991 г.), что
Иосиф Бродский - "вполне середняковский писатель, которому когда-то повезло,
как американцы говорят, оказаться "в верное время в верном месте". В местах,
не столь отдаленных (имеется в виду продолжавшаяся несколько месяцев высылка
Иосифа Бродского из Ленинграда в деревню на границе Ленинградской и
Архангельской областей по хрущевскому постановлению о "тунеядцах". - В.К. ),
он приобрел ореол одинокого романтика и наследника великой плеяды. В
дальнейшем этот человек с удивительной для романтика расторопностью
укрепляет и распространяет свой миф. Происходит это в результате почти
электронного расчета других верных мест и времен, верной комбинации
знакомств и дружб. Возникает коллектив, многие члены которого даже не
догадываются о том, что они являются членами, однако считают своей
обязанностью поддерживать миф нашего романтика. Стереотип гениальности живуч
в обществе, где редко кто, взявшись за чтение монотонного опуса,
нафаршированного именами древних богов (это очень характерно для сочинений
Бродского. - В.К. ), дочитывает его до конца. Со своей свеженькой темой о
бренности бытия наша мифическая посредственность бодро поднимается, будто по
намеченным заранее зарубкам, от одной премии к другой и наконец к высшему
лауреатству (то есть к "нобелевке". - В.К. )... Здесь он являет собой
идеальный пример превращения "я" в "мы"... Коллективное сознание сегодня,
увы, проявляется не только столь жалким мафиозным способом, как упомянутый
выше, но и в более развернутом, едва не академическом виде... Изыскания
идеологизированных ученых подводят общество к грани нового тоталитаризма...
Мы все... так или иначе были затронуты странным феноменом "левой цензуры",
основанной на пресловутом принципе "политической правильности..." (то есть