"Вадим Кожевников. Белая ночь " - читать интересную книгу автора

хоть ты один, а, выходит, не один. Хоть металл предмет неодушевленный, но
все равно воодушевляешься, говоришь шестеренке: какой же сукин сын тебя
обрабатывал, если в тебе оказалась трещина?.. Ну, думаешь про этого сукина
сына, который неведомого ему человека подвел. На него сердишься, а злость
она тоже полезней бывает, чтобы не скиснуть, когда ты один в тундре и в
машине смазка застывает, намертво ее как бы бетонирует. Человек должен при
всех случаях жизни активно на все реагировать.
Вот помню, на фронте тоже был случай, кидали фашисты в нас перед своей
атакой с воздуха бомбы. Одна, двухсот пятидесяти килограммовая, прямо возле
нас свалилась, и ничего - не то у ней взрыватель испорчен, не то
замедленного действия. Приказал свое орудие несколько назад откатить. Пошли
в атаку фашисты, мы свои снаряды по ним израсходовали. А тут на огневую их
танк вылез, нас запросто давить. Так я дал команду не по танку гранаты.
противотанковые бросать, а по их бомбе неразорвавшейся. Ну, и садануло танк.
Даже нас самих малость контузило. Вот что значит соображение не терять, даже
когда соображать перед смертью совсем некогда.
Обо всем этом Ползунков говорил с наслаждением от удовольствия, что его
слушают.
Хитро сощурясь, сообщал:
- Если без ума человека выругать, обидится. Вот, к примеру, обзови его
просто - дурак. Все, оскорбление личности. А скажи - дурак выдающийся,
задумается. Даже спросит, почему выдающийся. Угощу закурить, не второпях
объясняю. Горячиться, выходить из себя от допущенной другим глупости никогда
не следует. Один раз выйдешь, потом не взойдешь в себя обратно, всегда
будешь горячиться - значит, сам допускаешь себя на дурость.
Доброта - это вовсе не уступчивость. Доброта в том, чтобы в каждом
человеке самого себя в чем-то видеть, люди хоть и все разные, но, по
существу, по переживаниям одинаковые. Что тебе в радость, то и другому; что
тебе в обиду, то и другому. На такое и ориентируйся, на каждого, как на
себя, смотри. Тут у нас был один, который сменял все свои духовные ценности
на материальные. Словом, рвач. Если наряд выгодный, берет, не выгодный -
отказывается. Его машину нагружают, сидит в кабине сутулый, ждет, мерзнет, а
подсобить людям не желает, если не будет дополнительной оплаты за погрузку.
Так мы что придумали: как получка, с каждого из бригады по гривеннику
соберем и ему в шапке подносим, мол, собрали тебе на твою бедность. Слова до
него не доходили. Слушает, как все равно глухонемой. Так мы его этим
спектаклем воспитывали. Вот такими нашими гривенниками мы его и отучали от
жадности к длинному рублю.
Заработки у нас, конечно, здесь высокие, но низким путем их не добудешь.
Тут мы сейчас в балке на нарах, как в пещере, живем. А на этом самом месте
вскорости будет завод и город при нем. И, может, наш балок на постамент в
городе водрузят, как танки водружали в городах в честь тех, кто их отстоял.
А мы в самом изначале города работаем, большую нам честь оказали быть тут на
пустом месте первыми...
Нулевой цикл - это, конечно, не первый день сотворения мира. Там все на
самотеке было. Без утверждения сроков и плана. А для нас они закон
неукоснительный. Природа здесь в своих недрах такие богатства вечными льдами
запаяла, что, если их наружу извлечь, запустить полностью в производство,
получится на этих самых необжитых и неудобных местах если не главный центр
мировой цивилизации, то, во всяком случае, все для того, чтобы его