"Вадим Михайлович Кожевников. Особое подразделение (Степан Буков) " - читать интересную книгу автора

сказанное слово - "привилегия". Если ухмыльнутся, значит, все, значит, ни к
чему про сокровенное, пережитое им тут выкладывать. Испытал молчанием.
Убедился - притихли, ждут терпеливо продолжения рассказа. И только после
этого продолжал:
- Подбитые в бою танки, как раненых в госпиталь, доставляли. Главным
образом повреждение ужасное терпели машины старых образцов. Броня на них в
рваных клочьях, окалина, как шелуха, сыплется, внутри все оплавилось,
спеклось. Приходилось самим хоронить, что в некоторых танках обнаруживали.
Хоронили с почестями, какие в наших возможностях. В самый отчаянный момент
войны на таких старых машинах даже на таран кидались.
Рабочий класс, я вам сказал, подобрался у нас возрастной. Сильно об
железо и жизнью потертый. Серьезный народ.
Копались мы в металле бессонно и без отдыха. ОТК над нами - совесть.
На заводском уровне машины восстанавливали. А это что значит? Каждый на
своем месте творец-изобретатель. Потому что на такой уровень мастерская не
рассчитана, мы ее самочинно переоборудовали.
Командир рембата - офицер-кадровик. Он вначале расстраивался: нет у
нас надлежащей строевой выправки и обращение, как в цеху, - кто
мастеровитей, тот и старший.
В первые дни строевые занятия с нами проводил. А потом взял на себя
ответственность - отставил.
На ремонтных работах люди сверх сил тянулись, но соображение,
расторопность не теряли, а как строевые занятия, - так самую простую
команду не сразу осмысливали. Вся мысль к рабочему месту привязана и
оторваться не может. Подгонка, шлифовка, центровка непостижимой хитрости
требовали. Точность ювелирная, детали все тяжеловесные, габаритные; жилы,
кости трещат, пока их собственноручно домкратишь, от натуги пузо к хребту
прилипает, как пластырь.
А питание какое? Второй эшелон. Сушеный картофель, просяной
концентрат. Даже наркомовской нормы - ста граммов - не полагалось,
поскольку мы не передний край, а в благополучном тылу, где не убивают. И
вид у нас не бравый. Спецовок нет, одно обмундирование. Обсалили его в
масле, замурзали копотью, о металл ободрали, В строю взглянуть - срам.
Начальник посмотрит на нас, побледнеет, осунется, а сказать ничего не
может, хотя наш вид - оскорбление армии.
Только в рабочее время - а оно у нас почти круглосуточное - он душой
отдыхал. Боевито работали, четко, без словесности. Каждый на своем месте -
генерал. Народ сановитый, квалифицированный - бог по специальности. Красиво
работали. Смело. На заводе на такое не решались, как мы здесь у себя в
мастерской отважничали. Виртуозничали по инженерному делу, за две ночи
зуборезный станок наладили и заставили сработать то, на что он по своей
бывшей схеме не был способен. Очень, знаете, война рабочего человека к
самовластию над машиной приучила. Ну и удобства, конечно, были -
согласовывать не надо по инстанциям. Доложишь взводному, а он по
специальности электрик, рассердится. "Ты, - говорит, - в строю рядовой
солдат, а у станка сам себе главнокомандующий".
Каждую деталь с какой позиции обдумываешь? Подведет она танкиста или
выручит.
Веса в нее лишнего допустить нельзя, а запас прочности хочется
накинуть. Как лекальщик, ее зализываешь, шлифуешь, колдуешь, притираешь, в