"Вадим Михайлович Кожевников. Особое подразделение (Степан Буков) " - читать интересную книгу автора

нам его на ремонт завезли летчики. Мы по-дружески взялись. Оставили они нам
и боеприпас, чтобы после ремонта машину испытать. Вот мы его в бою и
испытали.
Кроме того, нарезали из броневого листа щиты, поставили на полозья,
желающие могли с этими щитами, впереди себя их толкая, к немцам подползать
и гранатами их забрасывать. Охраны труда при нас не было. Самим надо было
думать, как при такой самодеятельности травм избежать.
И снова Буков смолк, теперь уже от щемящего чувства неловкости,
внезапно овладевшего им. Не слишком ли развязно и лихо рассказывает он о
людях, свершавших свой подвиг в те дни? Если, допустим, кто-нибудь, не
Буков, а другой, рассказывал бы об обороне мастерских, как бы он сам
воспринял подобное повествование? Возможно, не раз усмехнулся бы, а может
быть, даже обиделся. Фактически все это так и было, и вместе с тем не так.
Все как будто правильно, но ведь переживал эти события каждый по-своему. И
сам Буков переживал их иначе, чем сейчас рассказывает. Никто не считал
тогда, что делает что-то необыкновенное. Поступать, как все, - вот в чем
была высшая душевная задача. И поэтому никто не считал, что это подвиг,
просто все действовали согласно обстановке. Но разве это поймут те, кто
такого не пережил...
Буков пытливо, с беспокойством смотрел на ребят. Лица их как бы
осунулись, затвердели, губы сжаты. Слушают напряженные и притихшие. Значит,
ничего. Главное доходит. Можно продолжать.
- Была тут невдалеке при нас семидесятишестимиллиметровая батарея ПВО,
обслуживал ее женский состав.
Наверное, оттого, что батарея женская, ее во втором эшелоне держали,
берегли, значит.
У нас народ в мастерских пожилой, семейный, только я тогда один
полагал: помру холостяком. Так что от батареи держались на вежливом
расстоянии. Я заходил иногда. Спрашивал: может, какой-нибудь пушечке мелкий
ремонт требуется? Командовала девчатами - я прямо скажу, беспощадно - с
крашеными волосами, уже пожилая лейтенантка. Ну, хуже заведующей интернатом
она над ними была. Во все вникала, во всякую интимность. И политрукша ей
впору, такая идейная, деваться от нее некуда. Я раз как-то на батарею
пришел и цветов по пути машинально насобирал. Что она сделала? Поставила по
команде "Смирно" - это с букетом в руках. Собрала расчет и говорит:
"Вот, товарищи бойцы, любуйтесь, какое оружие солдат на войне при себе
носит".
И носком сапога мой букет толкает, который у меня в опущенной руке
висит, уже повядший и обтрепанный. И начала при всех воспитывать, лекцию
читать: мол, сейчас главное - любовь к Родине, а не к кому-нибудь
персонально. Советская женщина на фронте - это прежде всего боец, а не
женщина. А поскольку я не строевой, а они здесь огневики, нечего мне здесь
топтаться со своими тыловыми настроениями.
Но вы что думаете, может, она всегда такая принципиальная? Когда
танкисты от нас технику отремонтированную забирать прибывали, так их в
женской батарее всегда с почетом встречали. И эта политрукша губы себе
специально для них мазала. По-граждански себя аттестовала Зоей и слово им
предоставляла, чтобы рассказывали о героических подвигах. И все девчата
слушали их, млея о г восхищения. На войне тоже, знаете, полной
справедливости нет. Ну, да ладно. На батарею я не просто так заходил, а с