"Виталий Ковалев(art333). Любовь, любовь, любовь..." - читать интересную книгу автора

что случилось. Но она успокаивала меня, говоря, что всё хорошо. Однако лицо
её было бледным и несчастным.
- Я хочу подарить тебе блокнот, - сказала она, протягивая мне свёрток.
Я развернул пакет, достал из него красивый небольшой блокнот и, открыв
его, прочитал на первой странице:

"Будь счастлив!"

Наконец она успокоилась, посмотрела мне в глаза и, взяв за руку,
сказала: "Пошли! Не будем думать ни о чём плохом".

Я был уже студентом Академии художеств, а она продолжала учиться в
школе. Мы виделись каждый день после занятий, а летом я приезжал к ней на
практику. На целые дни мы уходили в поля, в леса, а возвращались затемно. Но
вот пришёл последний день практики, завтра - смотр, а у неё не хватало одной
композиции. Было уже темно, мы спускались с покатой вершины холма в низину,
залитую, как чаша, туманом. Туман доходил нам до колен, потом до пояса, и
вот мы уже шли по грудь в тёплом тумане.
- Давай ляжем и посмотрим, как там, под туманом, - сказала она.
Мы легли на траву, смотрели вверх, и ничего уже не видели наши глаза...
- Ты успеешь? - спросил я её.
- Конечно! Я всё уже придумала. Я могу сделать эту работу с закрытыми
глазами.
Она стала рисовать рукой в воздухе, поднимая её всё выше, а рука
постепенно таяла в тумане.
Подойдя к школе, мы увидели, что в окнах нет света. Нам сказали, что
из-за грозы произошла какая-то авария на линии, и света не будет до утра.
Н. расположилась неподалёку от школы, на лавке под деревом. Светила
луна, она установила этюдник и поставила на него холст. И тут стало совсем
темно: луна ушла за тучи.
- Как не повезло! - сказал я ей.
- Я всё вижу.
Некоторое время она стояла неподвижно, но вдруг я заметил, что тело её
стало дрожать. Она дрожала всё сильнее и сильнее.
- Что с тобой? - забеспокоился я.
Но она не отвечала, словно не слышала моих слов, а потом начала
выдавливать масляную краску не на палитру, а на свою ладонь. Она писала
сразу маслом без обычного наброска углём. Работала очень быстро, во тьме
только поскрипывали металлические ножки этюдника. На холсте проступали серые
во тьме, едва различимые для меня пятна...
А утром я увидел чудесную работу! На её холсте был вечер, туман до
колен скрывал парня и девушку, идущих по полю. Рядом призрачная купа
деревьев тонула в дымке, а в небе светила тонкая полоска месяца.

Через год она поступала в Академию художеств, но перед этим, как и все,
пошла на подготовительные курсы. Это было её первое появление на курсах, я
решил подождать её в коридоре. На самом верхнем этаже Академии, под крышей,
двери мастерских были всегда открыты, так как окон здесь не было. Я
прохаживался среди гипсовых скульптур. Рядом со мной "Дискобол" застыл на
века в своей позе, "Венера", навсегда потерявшая свои руки, а "Лаокоон"