"Владимир Коваленко. Камбрия - навсегда! (Камбрия-2)" - читать интересную книгу автора

строгой тайне. Взяв для нее одну из своих двадцатилетних закладок.

* * *

Немайн зашла "со второго утра" посмотреть на сына - да так и осталась.
Не удержалась, взяла на руки. Даже в походе всегда старалась держать на
руках - и только если передние конечности были уж очень нужны свободными,
совала в скрученную из плаща переноску. Маленький сыт. Следовательно - спит,
но почему не побаюкать? Нет, открыл глазеночки. Чует мать? Ей так мало
приходится бывать со своим сокровищем!
Нарин нашла себе дело снаружи, спросилась и вышла. Краем сознания сида
понимала - за время ее болезни та заново привыкла к ребенку. Которого сама и
родила, но по странному стечению обстоятельств подарила рыжей и ушастой. Так
что теперь числилась в кормилицах, матерью же считалась Немайн. Приемышей и
родных детей в Камбрии различать не принято - и этот обычай славно лег на
отчаянное детолюбие сидов.
Так что издевательством это не было. Так, озорство. Захотелось
почувствовать, как это - быть матерью не по обычаю, а на деле. Причем -
очень-очень. Снова инстинкт... Накатывало и раньше. Но всегда находилось
срочное дело, или свидетели - стыдно же! И наряд особо не позволял - разве
если раздеться до рубашки. А на этот раз Немайн одела новенькое верхнее
платье с ненавязчиво осуждаемым церковью разрезом чуть не до пояса. За
который молодые замужние валлийки упорно продолжают держаться. И будут,
видимо, аж пока пуговички не изобретут. Дэффид на эту обновку нахмурился
было, но Глэдис на ушко пошептала - и как рукой сняло. А вот до сиды только
и дошло, для чего эта похабщина. Детей кормить.
Нижнее платье и рубашка соответствовали.
Немайн крутанула уши взад-вперед. Вроде никто поблизости не топает. А
одежку в сторону сдвинуть - одно короткое движение. Доставать или высовывать
в разрез нечего. Если верить Сущности-А - пока.
Толку, разумеется, не было. Но мир вокруг выключился. Радость была
почти такая, как когда маленького подарили. Радость сквозь боль - грудь-то и
так ноет, а тут еще мусолят.
А раз мир выключился, то и закончилась эта радость стыдом и краснением.
- Так.
Над Немайн возвышалась ученица. Грозная, красивая. Сильная.
- Ннееет. Все хорошо. Ой.
- Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. Не как ученица, а как
лекарка. Я заметила, ты последнее время грудь часто трогаешь. Болит?
Наверное, не в первый раз маленького кормить пробуешь?
- Я-а...
Вот и не верь после этого сказкам: сида явно хотела соврать, да дыхание
сперло.
- А чего стесняешься? Не девочка, с чужим дитем забавы ради не
балуешься. Твой он, твой. А ты ему мать, и грудь дать должна. Тем более что
молоко у тебя пойти может. Не знаю как у вас, сидов, а у людей всякое
бывает. И что нерожавшие девушки детей грудью кормят - тоже. Так что -
продолжай. Ничего зазорного, только правильное. Погоди. Зачем я сюда шла?
- Вспоминай, - улыбнулась сида, все-таки запахиваясь, - кстати, нужно
непременно ввести пуговицы. А то просто стыдно: развитое стекольное дело,