"Анатолий Ковалев. Иначе не выжить " - читать интересную книгу автора

сделала. Его не в чем упрекнуть.
Витяй оглядел комнату. Старушка, видать, из консервативных. Мебель
времен царя Гороха. По стенам развешаны портреты родственников. Он прошелся
автоматной очередью по портретам, а то ребята подумают еще, что старуха его
"замочила". "Дай хоть родственников покоцаю!" - усмехнулся Витяй. Потом он
позабавился бросанием хрустального графина в допотопный телевизор. И только
истошный крик: "Макса убили!" - поднял его с места.
Саня был доволен своим жребием. Прострелить башку девчонке-горничной -
ему раз плюнуть! После армии он стал женоненавистником и только ждал
подходящего случая, чтобы выместить на ком-нибудь зло, отомстить за
неверность.
Пять лет прошло, а рана не затянулась. По-прежнему сжимались кулаки
при виде целующейся в сквере парочки. И как-то спьяну он привязался к такой
парочке и даже набил кавалеру морду, но легче от этого не стало.
Он вышиб дверь комнаты на первом этаже. Девушка вскрикнула и зачем-то
включила торшер.
- Шура?! - с ужасом выдавила она.
Больше ей нечему было удивляться. Шура стиснул зубы, процедил "твою
мать" и прострелил ей голову. Потом развернулся и шагнул в коридор.
Мелькнувшая в коридоре тень его не встревожила. Он на миг потерял
ориентиры, заблудился в страшной действительности. И только звон стекла в
буфете, к которому прислонился, чтобы закурить, привел его в чувство. Эта
пуля предназначалась ему. А сверху уже неслось:
- Макса убили!
Телохранитель благополучно добрался до ворот, и тут ему в ноги
бросился продавшийся охранник. Завязалась борьба между стражами
председателя райисполкома. Они оба казались Овчинникову надежными людьми.
Но все в этом мире зыбко.
Саня, подоспевший первым, выстрелил в боровшихся. Ему было все равно.
Охранник отбросил успокоившегося навсегда телохранителя и завопил:
- Сука! Тварь е...ная! -Выяснилось, что Саня прострелил ему бок. - Мне
обещали...
Саня не дослушал, что обещали охраннику, и пригвозил его к земле новой
очередью.
К машине почти бежали. Мертвого Макса тащили на себе попеременно:
сначала Саня с Витяем, потом Пит и Сергей. Гнаться за ними было некому, но
они спешили. В спешке оставили на дороге ботинок Макса.
- Вечно у него проблема со шнурками! - ухмыльнулся Пит. Шрам возле рта
делал его в такие минуты уродливым.
Саня вернулся за ботинком. Поднял. Зачем-то оглянулся назад, хотя дом
Овчинникова давно исчез за поворотом. Потом посмотрел на небо. Солнце уже
взошло и било в глаза.
Ботинок Макса он швырнул в багажник.
Вечером пили пиво у Витяя на кухне. Жена в маленькой комнате
укладывала спать малыша, пела колыбельную. Слов не разобрать, одно мычание.
На душе у Сани - сплошная промозглость, а на дворе по-летнему
умопомрачительно пахнут сосны, и месяц, как нарисованный, торчит в верхнем
углу окна.
Макса оба почти не знали, потому и не горевали особо. Да и пивом разве
помянешь друга по-настоящему? Водку Витяю не дала купить жена. Она его