"Борис Костюковский. Жизнь как она есть " - читать интересную книгу автора

холопов.
Все мои предки были крепостными и как с материнской, так и с отцовской
стороны носили фамилию Казей. Различали их только по уличным кличкам и
именам, которые знали, пожалуй, лучше, чем настоящие фамилии.
Моя бабка по матери - баба Мариля, полька по происхождению, - всю свою
юность то батрачила в графской усадьбе, то работала поденно у аптекаря и у
корчмаря. Тем не менее даже мало-мальского достатка в доме никогда не
бывало.
Дед Алесь всю жизнь тачал сапоги, не уступал Мариле в трудолюбии;
вопреки установившемуся мнению о сапожниках, был трезвенником, но из нужды
выбраться они так и не могли.
Единственной из всей многодетной семьи, маме все же удалось окончить
церковноприходскую школу в Станькове, а потом в Кайданове (нынешнем
Дзержинске) - двухклассное городское училище. После вечернего рабфака она
поступила на заочное отделение Московского педагогического института.
Как я помню ее, она всегда училась и почти никогда не расставалась с
книгами.
Книги эти я пыталась читать, как только одолела грамоту. Если их читают
отец и мать, думала я, значит, они интересные и нужные. Я брала в руки тома
сочинений Ленина, книги Маркса, Энгельса, но что я там могла понять? На
стене в нашей комнате всегда висела фотография Ленина, а на этажерке стояла
статуэтка трехлетнего Володи Ульянова. Но сколько я ни смотрела на
маленького, в локонах по плечи, мальчика, никак не могла представить его
взрослым: дедушкой Ильичей, большим другом рабочих и крестьян, вождем. Так и
представляла его ведущим: он впереди, а за ним - рабочие и крестьяне всего
мира.
Карл Маркс в моем воображении походил на доброго бородатого дедушку
Юру - отца папки. В то время у меня появлялись какие-то склонности к
рисованию. И вот я решила нарисовать портрет Маркса. С каким же старанием я
работала! Сколько бумаги, карандашей, красок, энергии и сердечного трепета я
вложила в этот портрет! И как ждала оценки родителей!
Папка сказал: "Молодец, раз начинаешь с великих людей". И Маркс в моем
воображении сразу вырос в гиганта: по-белорусски "вялш"- большой. Мама тоже
сказала что-то лестное, но непонятное: "Oro-го! У тебя, дочурка, есть
эстетический вкус и чутье живописца". "Эстетический"- темная ночь, "вкус" -
сладкое, горькое, что-то на кончике языка, "живописца"-"живо писать", а я-то
так долго трудилась, "писала медленно" (этого я, конечно, не сказала маме,
чтобы не разочаровать ее).
...Чуть начнешь вспоминать, и невольно мысли уносят тебя далеко-далеко.
С "колокольни" своего теперешнего возраста смотришь на ту девчонку, и
невольно охватывает первозданная радость бытия, новизны, счастья
узнавания...
Но возвращаюсь к маме и ее жизни.
Интересна история ее любви и замужества. Об этом, когда я подросла,
поведала мне сама мама. Да и от других я наслушалась немало, особенно от
бабушки Зоей - дальней родственницы отца, моей неродной, но самой любимой
бабушки.
...В 1921 году, когда наша местность была освобождена от белополяков,
приехал домой на побывку из Кронштадта Иван Казей.
Ане Казей исполнилось тогда шестнадцать лет.