ББК 63.3(0)51 К 72

РЕДАКЦИОННЫЙ СОВЕТ СОСТАВИТЕЛИ СЕРИИ:

С.Е.Угловский, П.С.Ульяшов, В.Н.Фуфурнн

Художник В.Бобров

К72

Костомаров Н. И.

Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки).

Исторические монографии и исследования.

(Серия "Актуальная история России").

М.: "Чарли", Смоленск "Смядынь", 1994. — 544 с.

ISBN 5-86859-020-1

К

4306000000-378 6С5/03/-94

без объявл.

© Разработка серии, П.Ульяшов, 1994

© Худож. оформл.,

"Чарли", 1994

Все права на распространение книг принадлежат фирме "Чарли".

Контактный телефон: 233-08-07.

ГЛАВА ПЯТАЯ. Инородцы

Инородцы

Инородцы, входившие в пределы Новгородской Земли и имевшие с ними столкновения, были: Водь, Чудь, Емь, Корела, Заволочская Чудь, Печора, Югра, Пермь.

Страна на северо-восток от Новгорода до моря, составляющая нынешнюю Петербургскую губернию, называвшаяся вод-ской Землей, впоследствии Водской Пятиной, была издавна населена финскими племенами. Славяне были там только властители и гости. В древности обитали здесь два родственные племени — Водь и Ижора. Во времена отдаленные, которые совершенно ускользают от исторических исследований, Водь была уже подчинена Новгороду. Нет примера, чтоб она являлась с элементами особности или со стремлениями к независимости; нигде не видно, чтобы Водь когда-нибудь восставала против Новгорода и нуждалась в укрощении, а потому как народ она редко упоминается. Если б остатки этого народа не существовали до сих пор, то слова в летописях — Водь. Вожане, можно бы принимать не в смысле народа со своеобразными этнографическими признаками, а вообще за обитателей страны в географическом значении. Под 1069 годом, по поводу нападения полоцкого князя Всеслава, летописец говорит, что тогда была великая сеча (сеця) Вожаиам, и пало их бесчисленное множество. Таким образом видно, что они составляли ополчение новгородское; но здесь можно понимать и жителей Води славянского племени, новгородцев, поселившихся в Водской провинции. В 1149 году о Води упоминается по случаю нападения на нее Еми: тогда новгородцы вместе с Водью воевали против Еми и отбивали ее. Под 1215 г., по случаю страшного голода, терзавшего Новгородскую страну, летопись говорит, что вожане тогда перемерли, а остаток их разошелся. Под 1240 — 1241 г. говорится о покорении немцами Води вместе с Чудью; — эта страна скоро была возвращена, и некоторые вожане за преданность немцам были повешены. Вожане несколько раз являются в новгородском ополчении на службе Великому Новгороду вместе с другими подвластными инородцами, например, в 1270 году, против князя Ярослава в походе до Голина, в 1316 г. на защите Новгородской Земли против тверского князя. В 1348 г. они подверглись ратному нашествию шведов.

Ижоряне, жившие на берегах Невы, так же как и Водь, постоянно были в зависимости от Новгорода и составляли ополчение новгородских сил. Так в 1241 году, вместе с Корелой, они помогали Александру отвоевать Водскую Землю от немцев. В 1270 году, вместе с вожанами и жителями других новгородских волостей, они были в походе против князя Ярослава. В 1292 г. они отбивали нападения шведов. В 1316 г. они воевали в новгородском ополчении против Михаила. В 1348 году на этот народ напал Магнус, король шведский, и начал его насильно крестить в католическую веру, но поражение, понесенное шведскими войсками, освободило ижорян от этого насилия. Как Водь, Ижора всегда оставалась в повиновении у Новгорода и не было случая, чтоб нужно было укрощать этот народ оружием. Водь и Ижора, древние обитатели страны, хотя были народы финского племени, но различных ветвей. Ижора принадлежала к корельской ветви, Водь же составляла особую ветвь. До сих пор удерживают свое имя слабые остатки ижорского народа; остаток Води существует в Нарвском уезде и почти угасает. Слово Водь или Воть, по толкованию знатоков финских народностей, есть финское: Ватья-Аайсет и происходит от слова Вад-дя — по-фински Водая, что значит болотистая земля. Как Водь, так и Ижора приняли православное вероисповедание, но христианство распространялось между ними медленно: новгородцы мало заботились об этом; и потому-то даже в XVI веке жители Водской Земли, по имени христиане, совершали языческие обычаи предков. Кроме этих двух племен, населивших северо-западную часть Новгородской Земли, вероятно, еще во время независимости Новгорода были здесь и другие две финские народности, существующие в наше время в Петербургской губернии — Савакот и Ауралайсет.

Емь — племя нынешней южной Финляндии, в древнейшие времена находилась с Новгородом в столкновениях и отчасти была подчинена ему: краткость и неясность известий не допускают придти к какому-нибудь положительному взгляду. Первое известие об отношениях Новгорода к Еми встречается в 1040 г., когда князь Владимир, сын Ярослава киевского, ходил с новгородцами на Емь, но в какую сторону был направлен этот поход — неизвестно; равным образом неизвестно, было ли это первое покушение подчинить Емь платежу дани, или же то было укрощение непокорных, и Емь уже прежде была подвластна Новгороду. До 1123 года нет более известий о Еми; в этот год, по сказанию летописи, князь Всеволод ходил с новгородцами на Емь и победил ее, но тогда новгородцы претерпели большие лишения, перенесли голод: хлеб был так дорог, что его покупали по ногате. В 1142 году уже не новгородцы совершали поход на Емь, но Емь напала на Новгородскую Землю в окрестсностях Ладоги; ладожане победили ее, убив до 400 человек в сражении. Это нападение Еми состояло в связи со шведским, потому что в то же время шведский князь с епископом приходил на Новгородскую Землю в шестидесяти судах, называемых шнеками; с этих пор столкновения с Емыо повели к вражде новгородцев со шведами. Причиной было то, что новгородцы подчинили себе южную Финляндию и собирали там дань, но потом вступили в Финляндию шведы, начали крестить Емь в католическую веру и вслед затем хотели подчинить этот народ своей власти. Таким образом шведы и новгородцы встретились на одном пути и должны были статься соперниками. Об этом нет прямых указаний в русских летописях, но есть краткие и темные в шведских [58].

Но из самых отрывочных летописных русских сказаний можно видеть, что ожесточенная вражда Новгорода со шведами возникла именно за владение этим народом. Видно, что Емь не принимала новгородскую власть так мирно и безмолвно, как другие народы финского происхождения; охотнее она склонялась к шведам, и, сопротивляясь покушениям новгородцев, нападала иногда со шведами, иногда сама по себе на новгородские пределы. Напротив, одноплеменная ей Корела, вместе с другими финскими инородцами, подвластными Новгороду, боролись с Емью за Новгород. Так, после нападения Еми на Ладогу, на другой год, 1143, Корела, в отмщение за этот набег, ходила на Емь. В 1149 г. Емь напала на Водь, но новгородцы вместе с вожанами отбили их. В 1164 г. Емь, вместе со шведами нападала на Ладогу. В 1186 и 1191 годах новгородцы сделали два похода на Емь в страну этого народа. В первый из этих годов новгородские удальцы, под предводительством какого-то Вышаты Ва-сильевица, ходили на Емь и воротились здоровы. Второй поход предпринят был новгородцами вместе с Корелой: вошли в Емь-скую Землю, иссекли скот, сожгли хлеб и воротились здоровы. В 1227 г. князь Ярослав с новгородцами нападал на Емь, повоевал всю землю и привел пленников без числа. Привод пленников, поселенных в Новгородской Земле и без сомнения оставивших по себе потомство, вносил эту новую народную стихию в пестрое народонаселение Новгородской Земли; но в следующий год, в отмщение за этот поход, Емь в августе явилась под Ладогой. Из Ладоги дали тотчас знать в Новгород, но прежде чем новгородцы поспели в Ладогу со своим князем Ярославом, посадник ладожский, узнавши, что Емь разоряет поселения около Озера (на Исадех и Олонье), бросился на нее и напал ночью. Емь стала просить мира; посадник Володислав не давал ей мира; тогда они умертвили пленников, которых успели наловить, конечно, из корел, и убежали в лес. Ижоряне и Корела преследовали их и всех перебили; а было их тогда до двух тысяч. Это было последнее дело собственно с Емью. Отсюда начинается за Емь борьба со шведами.

Как покушения новгородцев на власть над Емью привели их к борьбе со шведами, так, с другой стороны, покушения владеть Чудью (Ливонией) привели их к борьбе с немцами.

Под Чудью в летописях везде следует разуметь ливов и эстов, жителей нынешней Лифляндии и Эстляндии. Связь этой страны с новгородскими славянами теряется в доисторических временах. Призвание варяжских князей представляется делом Чуди, как и славян. Мы выше уже объяснили, что по нашему мнению здесь следует разуметь не собственно самостоятельную Чудь, но Чудскую страну, уже управляемую славянами. Размещение призванных князей и мужей (вероятно, принадлежавших к их роду, с которым они были призваны) указывает отчасти, где надобно искать этой Чуди. Это собственно страна Изборская на запад от Пскова, принадлежавшая впоследствии всегда к Псковской Земле и населенная Чудыо, которой остатки, исповедующие православие, существуют до сих пор под именем пол-уверцев. Дальнейшее на запад пространство еще не подлегало русскому миру. Не прежде как в 1029 г. Ярослав шагнул далее. Он покорил землю, называемую Уггеноис, и построил на реке Эммайокки — названной впоследствии Эмбахом — город Юрьев в свое крестное имя. С тех пор начал входить туда славянский элемент, потому что в городе должна была жить дружина, собиравшая с туземцев дань и державшая в повиновении окрестный край. Ярослав не сделал там особого удела, потому что земли, где славянское население было малочисленно, не организовывались особыми уделами: он присоединил новопокоренную страну к Новгородской Земле. Вместе с тем он бессознательно завещал Новгороду в будущем выносить на своих плечах тяжелую и бесполезную борьбу за это приобретение.

В течение XI века, по краткости летописных известий, мы ничего не знаем более о Чуди, — не упоминается о ней, кроме рассказа о кудеснике, которого видел новгородец, пришедший в Чудскую Землю [59].

Достаточно уже из этого, что связь с Чудыо не прерывалась. В начале XII века Чудь является в неприязни к Новгороду, — отказывается платить дань, и князь Мстислав, сын Мономаха, несколько раз принужден был ходить на нее с войском и усмирять. Первый поход был в 1111 г. на Очелу: как видно, он не подчинил тогда Чуди, потому что в 1113 г. отправился с войском снова и победил ее на Бору, а в 1116 году снова ходил на Чудь и взял город Медвежью-Голову (Оденпе). Этот город находится в земле Уггеноис, следовательно, здесь речь идет о той же Чуди, которую подчинил Новгороду еще Ярослав. В 1130 и 1131 годах опять пришлось новгородцам воевать с Чудью: князь Всеволод Мстиславич сожигал жилища непокорного народа и приводил в плен женщин и детей. Но эти походы не укротили покоренных, а еще более их ожесточили. Юрьев, властвовавший над покоренной страной, не устоял и попал в их руки; в 1133 г. новгородцы, под предводительством того же князя, возвратили его Новгороду. С тех пор лет до сорока Чудь принадлежала Новгороду невозбранно, и служила иногда местом ссылки: так в 1141 г. посадник Якун был сослан в Чудь. В 1176 году вспыхнуло восстание. Уже не новгородцы ходили удерживать Чудь в повиновении, а сама Чудь сделала нападение на Псков, еще не вышедший вполне из значения новгородского пригорода. Летопись выражается, что тогда напала на Псков вся Чудь; это значило, — как объясняют последующие события, — что восстания в Уггеноисе вызвали на борьбу с русскими других чудских еди-ноземцев, подалее на северо-запад и запад. Нападение было отбито. Через два года князь Мстислав Ростиславич пожег Чудскую Землю и погнал Чудь к морю. Племенное родство с обитателями Уггсноиса привело жителей Приморской Гаррии к вражде с русскими. В 1190 году Поморская Чудь опять явилась к Пскову по озеру на своих лодках, которым летописи дают название шнек. Они были отбиты — ни один живой не ушел. Но это нашествие было предпринято вследствие успеха восстания в самой Чудской Земле. Чудь снова захватила русские города, выстроенные в их земле: Юрьев и Оденпе. В 1192 году новгородцы со псковичами завоевали их обратно.

Начало XIII века было роковой эпохой прибытия крестоносцев. Они пришли в то время, когда туземцы с возрастающей энергией отстаивали свою независимость от Великого Новгорода. Новые завоеватели стали отнимать их у старых, — и наступательная борьба русских с туземцами Ливонии перешла, в свою очередь, в оборонительную против пришлого могучего врага.

В иных отношениях к Великому Новгороду были корелы, многочисленное финское племя, жившее вокруг Ладожского и Онежского озер. Когда Чудь и Емь оказывали сопротивление новгородской власти, корелы были деятельными союзниками Новгорода, и отбивали нападение шведов. Первый раз упоминается о Кореле в половине XII века по случаю ополчения за Изяслава Мстиславича. Нельзя из этого выводить, — как делает ученый Шегрен, — что новгородцы до того времени не имели с Корелой сношений. Скудость наших летописных известий не дает повода делать заключений о том, что не было на самом деле того, о чем они умалчивают. Из этих известий видно, что тогда уже Корела входила в состав новгородской волости. Новгородцы очень часто воевали Емь вместе с Корелой. Кажется, между этими двумя ветвями северо-финского племени господствовала давняя неприязнь и вражда и этим-то воспользовались новгородцы; корелы, ради взаимных врагов, пристали к Новгороду. В 1228 году, также по случаю нашествия Еми, корелы содействовали истреблению нападавших на новгородские пределы. В 1241 году корелы вместе с ижорянами в новгородском ополчении воевали против немцев. В 1253 году, по поводу войны с немцами, Корела творила зло немецким волостям. В 1268 году князь Ярослав хотел было идти с оружием на Корелу неизвестно по какой причине, но новгородцы не допустили его. В 1270 году Корела вместе с Ижорой и вожанами участвовала во всеобщем ополчении новгородской волости против князя Ярослава. В 1292 году Корела вместе с Ижорой отбила шведский отряд. В 1314 году шведы, против которых до тех пор держались корелы, успели составить в этом народе для себя партию. Несколько предателей перебили русских, находившихся в корельском городке (нынешний Кексгольм), обладавшем Корельской страной и сдали город шведам. Но партия, противная Новгороду, была не велика; как только новгородцы подошли к Корельску — все корелы покорились им; изменники не успели убежать: корелы выдали новгородцам и шведов, которые засели в их городке в качестве правителей.

В первой половине XIV века часть Корелы покорена была шведами и, в отличие от остававшейся под владением новгородским, называлась Корелой Немецкой. Это раздвоение зависимости было пагубно для народа, потому что новгородцы смотрели на Корелу, подчиненную шведам, как на своих врагов; точно так же относились шведы к той Кореле, которая осталась за Новгородом. Орудием же взаимной вражды была и с той и с другой стороны сама Корела. Так в 1338 г. корелы, по наущению шведов, побили русских, живших в Кореле и убежали к шведам в шведский корельский город; потом шведы со своей Корелой воевали Корелу Обонежскую, находившуюся под властью Новгорода; а новгородцы со своей Корелой воевали Корелу Городецкую, принадлежавшую шведам и жившую около Выборга. Итак, народ корельский, разъединенный между шведами и новгородцами, подавал повод ко вражде тех и других между собой, и сам не знал, куда ему пристать, — вел междоусобную войну в угодность сильным чужеземцам, которые разорвали его и спорили за него, как за добычу.

В 1339 году новгородцы помирились со шведами, и новгородские послы докончили мир по старым грамотам и положили, чтоб шведы рубили и вешали у себя Корелу, перебегавшую к ним из новгородских пределов, а новгородцы то же будут делать с беглецами из Шведской Корелы, не исключая тех, которые крещены в русскую веру. По мере того, как угасала между Новгородом и Швецией вражда, возбужденная вопросом о владении северными финскими народами, известия о Кореле делаются реже и реже. Мало-помалу край, называемый Обонежье, стал заселяться русским элементом, но он долго был незначителен: масса народа всего Обопежья была корельская.

Заволочьем называлась северная страна, прилегавшая к морю, по реке Двине и ее притокам. Шегрен толковал, что это слово надобно принимать не в значении пространства между двумя водяными путями, а в значении пустого пространства земли вообще, то же, что наволок. Но кажется, что слово "заво-лочье естественно образовалось в смысле страны не за одним волоком, а за несколькими волоками разом, напр., между Онегой и Белым озером и Вожем озером, между Белым озером и Ку-бенским, между Сизмой, впадающей в Шексну, и Вологдой. Первоначально Заволочье имело неопределенное значение края, простирающегося на северо-восток. Впоследствии название это получило более точности, так что от Заволочья стали отличать дальние земли: Печору, Терский берег, Пермь и Югру, а Заволочьем называли собственно берега Онеги и Двины. Край этот, богатый пушными зверями, был населен финским племенем, носившим у новгородцев наззание Заволочская Чудь, и ма-ло-по-малу был заселен новгородскими выходцами, устроившими па берегах рек, служивших путями сообщения, свои колонии. К сожалению, недостаточность известий не дает нам возможности знать, как совершалось это заселение и, вместе с тем, изменения между туземцами, которые отчасти переродились в русских, отчасти были истреблены или вытеснены. Уже при Ярославе новгородцы проникли в эти страны, как показывает известие о походе Глеба к Железным Вратам в 1032 году. По изысканиям ученого финнолога Шегреиа, Железные-Врата находились в 80-ти верстах от Усть-Сысольска, в селении Водса, где можно видеть большой холм, называемый по-зырянски Ка-риль (т.е. Холм города). Предание придает этой местности название Железных-Врат, так что по этим соображениям выходит, что под именем Железных-Врат, упоминаемых в летописи, следует разуметь главный город этой земли. Народ, населявший Заволочский край, сопротивлялся покушениям новгородцев утвердить свою власть в их земле. Сперва власть эта ограничивалась только случайными сборами даней с туземцев. Подобные сборы были не безопасны, — как это показывает трагическая судьба князя Глеба, который в 1079 году, отправившись и Заволочье с новгородцами, был убит Заволочской Чудью. В половине ХП века власть новгородская в этой земле состояла все еще только в сборе даней; но уже богатства, получаемые там новгородцами, возбуждали у их соседей покушения проникнуть туда же, в ущерб новгородцам. Так в 1169 году на посланную для собирания в Заволочье дани новгородскую дружину напали суздальцы, но были разбиты.

В XIV-m веке уже существовали на Двине новгородские колонии и край был разделен на погосты. Под 1342 годом мы встречаем известие, что Лука Варфоломеев, собравши холопов-сбоев, поставил на Двине городок Орлец, собрал емчан, жителей уже прежде существовавшего на Двине новгородского городка Емца и начал брать на щит погосты в Заволочской Земле. За-волочане убили его. По всем вероятиям, погосты, о которых здесь идет речь, были населены туземцами, а не славянскими колонистами. Хотя поход Луки был предпринят без благословения владыки и без воли новгородского веча, но чернь в Новгороде сочувствовала ему. Едва ли можно допустить, чтоб Лука нашел себе сочувствие в новгородцах, если б он начал разорять новгородские погосты; напротив, очень естественно, что толпа черни почла позволительным ограбить и разорить чужеродцев, особенно нехристей; а с другой стороны, люди, более знакомые с государственными понятиями, считали этот поступок таким же преступлением, как если б разорение постигло и православных русских. В конце XIV века Заволочье было уже значительно заселено новгородцами и имело своих бояр, которые, быв удалены от Новгорода, до того усвоили своебытные независимые интересы местности, что пытались отложиться от метрополии. Остается совершенно темным вопрос: участвовал ли и как участвовал туземный народ — Заволочская Чудь — в этой попытке к отложению, возбужденной проделками московской политики. Но этот народ противодействовал внедрению русского элемента и погиб, вероятно, от борьбы с ним. До сих пор в местных преданиях северного края сохранились темные воспоминания о том, что жил какой-то народ Чудь, воевал с русскими и был истреблен. В разных местах показывают высокие могилы, где лежа грудами тела павших в этой борьбе. В настоящее время, по свидетельству финнологов, остатки этого многочисленного племени уцелели в небольшом количестве, отрывками, в Белозерском уезде и в погранице Лодейнопольского, в Тихвинском на берегу р. Ойяти, в Петрозаводском вдоль западного берега Онежского озера и по реке Квине, встречаются они при переходе в Олонецкую Корелию, а в Олонецком уезде в волости Лоянской. Количество их так невелико, что обоего пола можно насчитать с небольшим две тысячи. Они называются Людин-Кели (т.е. Язык-Людей). Язык их, — по исследованию Шегрена, — есть переход от южно-финляндского или Ямалайсет к корельскому; это народ однородный с Емыо; из этого однородства выходит, что Емь, прежде чем пришла в южную Финляндию, обитала некогда на северо-востоке. Заволочская Чудь есть древний остаток того же народа, не перешедший в Финляндию и оставшийся на прежнем жительстве. Язык теперешних потомков Заволочской Чуди представляет близкое сходство с Емью, но удерживает первородные старейшие признаки.

За Белым морем принадлежал Новгороду Терский берег, называемый в договорных грамотах, где перечисляются новгородские волости: Тре или Тер — иногда Тир — иногда Тигр. Он был населен лопарями, называемыми тогда Лопь. Новгородцы брали там дани уже в начале XIII века, — как показывает название терского данника, встречаемое под 1216 г.

Дальнейший северо-восток был населен разными племенами финскими, у новгородцев под названием Печоры, Перми и Юг-ры. Главные обитатели нынешней Вологодской и Пермской губерний были пермяки и зыряне, принадлежащие к одной фамилии. По исследованиям финнологов, эти два народа первоначально жили по Каме, что доказывается их туземным названием Кама-Морт или Кама-Яс, — так называют себя равно и пермяки, и зыряне. В глубокой древности они подвинулись на север, вероятно, вследствие каких-нибудь переворотов, и расселились по рекам Вычегде, Сысоле, Вошке, Ишме, Пишме, Зиль-ме, Печоре. В глубокой древности Пермский край был известен скандинавам и в путешествии Отера называется Биармос — испорченное название Пермь, Перемь. В нашей Летописи, в перечислении народов, обитавших на русском материке, он назван Пермь. Шегрен думает, что под этим названием разумелись собственно пермяки, а другая северная ветвь их, зыряне, означены в летописи названием Печора. Первоначальная летопись, перечисляя народы, помещает Пермь и Печору в числе народов, плативших дань русским. Под 1092 годом Печора явно указывается народом, дающим Новгороду дань. В XIII веке, именно в 1269 году, из новгородских договоров несомненно видно, что Пермь считалась в числе новгородских волостей; но как далеко простиралось новгородское владение Пермью на юг — неизвестно. Верно, однако, что в XIV веке было у новгородцев плавание по Каме, потому что князь Юрий, едучи из Заволочья в Орду, спустился вниз по Каме. Известия о способе владения Новгорода этой отдаленной землей до того скудны, что нет возможности вывести что-нибудь точное. Кажется, что оно ограничивалось собранием дани посредством даньщиков, которые посылались Новгородом. Они ходили по стране вооруженными отрядами и брали у туземцев, что могли взять, соображаясь с тем, что предположено в Новгороде. Своебмт-ность Перми не нарушалась новгородцами: Пермь управлялась своими князьями до последних времен; именно в 1463 году говорится о епископе Ионе, крестившем одного из пермских князей. При самом падении Новгорода Пермь управлялась туземным князем. Новгородских поселений, сколько известно, там не было. В продолжение веков ограничиваясь сбором дани с Перми, новгородцы не заботились о распространении там христианской веры. Пермяки спокойно поклонялись идолу — Золотой Бабе, солнцу, воде, каменьям, деревьям, быкам, козлам и верили своим колдунам (шаманам), которые отгадывали будущее, подавали советы при начинании дела и умилостивляли богов в несчастии. Только в конце XIV века св. Стефан проповедал христианство между пермяками, изобрел для пермского языка азбуку и перевел на него евангелие.

Самый крайний предел новгородских владений, переходящий уже границы Европы, была Югра. Полдожение этого полуночного края, неясно указываемого в летописных известиях, было предметом споров между учеными. Георги полагал, что под этим именем надо разуметь страну от Белого моря до Урала; Шле-цер — на Вычегде; Миллер и Фишер — на Печоре. Лерберг объяснил ее положение, сопоставив летописное известие с описанием похода отправленного для покорения страны русского войска в XV веке. Согласно этому объяснению, принятому между прочим Кастреном и Клапротом, Югра была земля за пределами Уральского хребта в приблизительно указываемых границах по обеим сторонам Оби и Нижнего-Иртыша, — к северу до самоедских границ, — к востоку до рек Надима, Гана и Ваха. Впрочем, быть может, не всегда под именем Югры следует понимать этот отдаленный угол; при той неопределенности, какая господствовала в древности в географических понятиях, возможно, если бы под Югрой разумели и ближайшие земли. В конце XI и начале XII века новгородцы проникли в Заволочье и, подвигаясь все далее на восток, собирали уже дань с Печоры и достигали Югры. В 1092 г. летописцу рассказывал новгородец Гюрата Рогович диковинки про Югру. Отроки Роговича из Печоры, которая уже платила Новгороду дань, ходили в Югру.

Югра язык нем и сидит с Самоедью в полуночных странах. Зайдя луку моря, разсказывали Югры русским, есть горы под небеса высотою, и в этих горах слышан шум и крик: люди живут в средине горы, силятся освободиться, просекли из горы маленькое оконце и выглядывают оттуда, и кричат; но разобрать их языка нельзя: они только знаками указывают на железо, и просят его, и сами дают за ножи и топоры звериныя шкуры". Этот миф указывает, что в этих отдаленных странах полуночи производилась меновая торговля с остяками и вогуличами: новгородцы получали от них меха, а им давали оружие. Под 1114 г. летописец рассказывает, что ему говорили в Ладоге, будто в Югре с неба из тучи выпадают белки и олени и расходятся по Земле. Здесь также мифическое изображение богатства звериного края. Такой сказочный образ выражения о Югре возник оттого, что страна была мало известна, и путь к ней был далек и опасен. Для собрания дани новгородцы посылали в свои дальние волости ватаги даньщиков. Несколько таких ватаг, под начальством своих ватаманов, ходили по стране и собирали с жителей звериные шкуры и дорогие металлы. Странствовать было небезопасно; и действительно, упоминаются в летописях случаи, когда новгородские даньщики погибали от туземных народов. Так в 1184 г. были избиты заволочские, печорские и югорские даньщики: югорские не дошли до Югры и положили головы в Печоре. Погибших насчитано до ста. В 1193 г. новгородцы послали в Югру отряд с воеводой Ядреем. Югорцы противились, и когда новгородцы взяли у них город и приступили к другому, то югорцы прислали сказать так: мы копим серебро и соболей и узорочья; не губите своих смердов и своей дани!" Новгородцы поверили; воевода с двенадцатью человек лучших людей вошел в город; всех их там перебили. Оставшиеся за городом в поле, не дождавшись возвращения своих из города, послали туда тридцать человек осведомиться. И тех побили. Послали затем еще 50 человек. Один из последних, по имени Савка, желая спасти себе жизнь, советовал югорскому князю убить Якова Прокшинича, который, верно, был главным из посланных пятидесяти. Югорский князь послушал совета Савки: убил Якова Прокшинича, а потом убил и самого Савку. Новгородцы уже шесть недель стояли под городом, но потом югорцы сделали вылазку и перебили новгородцев. Ускользнуло только восемьдесят человек, но и о тех не было ни слуха, ни вести целую зиму.

Известие о том, что югорцы давали новгородцам дань серебром, золотом и узорочьями, помещенное в летописи, подтверждает предположение, что в Сибири на берегах Енисея и далее в древности производились горные промыслы, и тамошние жители отправляли серебро и золото на промен Перми и Югре, а от последних получали эти предметы новгородцы. По исследованиям финнологов, северо-восточные финские народы: Пермь, Печора (зыряне) и Югра с древнейших времен вели значительную торговлю, и это-то привлекало к ним, через Северное море, скандинавских богатырей, которые ездили туда то для торговли, то для разбоя. Из мифологических описаний югорских гор в наших летописях, под 1096 годом, Кастрен хочет видеть символическое изображение торгового пути, по которому пермяки и зыряне производили торговлю с Югрой по рекам Сысве и Вогулке. Путь этот шел через Уральский хребет. Кроме него, был еще другой путь, проложенный пермяками и зырянами и называемый у остяков зырянским путем. Это были два "югорские" пути, то есть пути в Сибирь; кроме них через Пермь лежал путь восточный, от Каспийского моря по Волге и Каме, а потом по Двине и Печоре до Ледовитого моря. По этому-то пути плыл из Заво-лочья князь Юрий, когда отправлялся в Орду. Города Болгары на Волге, Чердынь на реке Колве в Перми и Холмогоры в Заволочье были торговыми пунктами. Товары приходили по этому пути из Персии, Бухарин, Армении, Аравии и — по мнению некоторых — из Индии. Этот торговый путь был очень древен и ему обязана Пермь известностью в скандинавских памятниках, под именем Биармии, своими богатствами. Пермяки и зыряне выменивали на меха восточные товары и в древности снабжали ими скандинавских викингов. Новгородцы, проложив себе дорогу в Пермь и подчинив эту страну власти Великого Новгорода, овладели и древней торговлей края. Кроме Чердыни, в XV веке в Перми были города: Урос в Нижней Перми, Искор в Верхней Перми. Но как Пермь, так и Югра до конца новгородской независимости оставались со своей народностью, и московская власть, подчинивши себе Новгород, покоряла эти страны, считавшиеся новгородскими волостями, как края независимые. Пермь была завоевана в 1472 году, на другой год после Коро-стынского мира. Завоевателем был воевода князь Федор Пестрый. Хотя по Коростынскому договору Пермь оставлена была во владении Великого Новгорода, но Иван московский не считал этот договор таким, который, заключивши, следует соблюдать: он не боялся новгородцев и был уверен в их бессилии, а потому нашел удобный случай отнять у Новгорода отдаленную страну. Пермью управлял тогда, под верховной властью Новгорода, туземный крещеный князь Михаил. В Перми оскорбили какого-то московского купца. Иван, как будто в наказание, заступаясь за своего подданного, отправил туда войско. Князь Федор Пестрый прибыл на устье Черной и оттуда повел войско на плотах. Вскоре он нашел удобным разделить его и на себя взял завоевание Верхней Перми, а другой отряд под начальством Гаврилы Нелидова отправил в Нижнюю Пермь. Оба отлично повели дело. Таврило опустошил пермские поселения на пути, по которому шел; князь Пестрый же, доходя до Искора, встретил туземное ополчение. Произошло сражение — москвичи одолели.

Предводитель пермяков, воевода Качаим, взят в плен. Пестрый взял с бою город Искор и пленил пермских воевод Бурмата и Мичкина. Еще один пермский воевода, по имени Змран, пришел к московскому военачальнику по опасу; но несмотря на это, с ним обращались как с пленником. По взятии Искора Пестрый пошел на соединение с Нелидовым и сошелся с ним на устье реки Почки, впадающей в Колву. Здесь москвичи заложили городок, назвали его по имени реки, на устье которой он был построен — Почкой. Вся Пермская Земля была покорена власти великого князя. Князь Михаил достался в руки победителей и был отправлен в Москву вместе с другими воеводами. Как образчик богатого края, воевода послал великому князю в подарок шестнадцать сороков соболей, 29 с половиной поставов сукна; соболью шубу, панцирь и две булатных сабли.

Югра досталась Москве уже после совершенного падения Новгорода. В 1483 году великий князь Иван Васильевич отправил князя Федора Курбского-Черного и Солтыка-Травина с устюжскими полками; к ним присоединились рати пермяков, потому что пермяки издавна жили во вражде с соседями своими вогуличами. Вогульский князь Асыка незадолго перед тем опустошал зверски Пермский край. Сын Асыки, Юшман, наследовал после отца родовую неприязнь к Перми. Этот Юшман вышел со своими вогуличами на устье Пельши и был разбит. Победители спустились по реке Тавде до Тюмени, потом поплыли по Иртышу, вошли в Обь и там взяли в плен другого югорского князя Молдана. Пленник отправлен в Москву. На следующий год другие князья, называемые кодские, сами прибыли в Москву, били челом, приносили покорность, просили возвратить пленных. В следующем 1485 году югорские князьки, из которых два — вымские князья, были христиане (Феодор и Петр), присягнули быть в повиновении у великого князя, как прежде предки их признавали над собой господство Великого Новгорода. Присяга происходила на устье Выми и обряд ее состоял в том, что присягавшие перед московскими воеводами пили воду из золота. Посредником и свидетелем покорности их был тогда пермский владыка Филофей. Но московский великий князь не довольствовался такой зависимостью и поступил с Юг-рой сообразно своей обычной политике — уничтожать самобытную жизнь подвластных земель. В 1499 г. отправились снова воеводы князь Петр Федорович Ушастый, князь Семен Федорович Курбский и Василий Иванович Заболоцкий-Бражник с вологжанами, двинянами и важаиамя (жителями берегов реки Ваги) по разным рекам, переходя волоками сухие пространства между ними, добрались до Печоры, а потом с величайшими затруднениями зимним путем перешли гору Камень, т.е. Уральский хребет. Русские удивлялись высоте гор, привыкши от рождения проводить жизнь на равнинах и болотах: "а Камени в оболоках не видать", — говорит современное повествование об этом походе, — "коли ветрено ино оболоки раздирает". "Я, — говорил Курбский впоследствии Герберштейну, — семнадцать дней поднимался на эти горы, а все-таки не дошел до самой вершины, которая зовется Столп". Когда перешли русские Камень, близ городка Ляпина в Обдорской Земле, явились к московским предводителям туземные князьки, сидя на санях, запряженных оленями, и предлагали, по обычаю, мир и подданство; но воеводы не с тем пришли туда, чтобы оставлять независимым подчиненный народ, — они взяли в плен князьков и пошли по Югорской Земле истреблять жилища и жителей. Таким образом разорено было сорок городков, пятьдесят князей взято в плен и отправлено в Москву; а вогуличи и остяки вымаливали себе жизнь, обещая быть в вечном холопстве московском. Так покорена был Югра. Дивные вещи рассказывали тогда в Московской Земле об этом отдаленном таинственном крае, об этом сказочном Лукоморье. Тамошние люди, как настанет Юрьев осенний день, засыпают мертвецким сном и спят до Юрьева весеннего дня, а тогда оживают. С ними ведут торговлю народы: Грустинцы и Серпентовцы — торговлю чудную: нигде так не торгуют. Готовясь спать или, лучше сказать, замирать, югорцы кладут на известные места товары; во время сна приходят купцы из земли названных выше народов, берут товары, а на место их свои кладут; случается, что, проснувшись, югорцы бывают недовольны меной: отсюда у них с соседями споры и войны случаются. Край Югорский неизмеримо богат. Золота и дорогих камней много. Есть там у язычников идол, называется — Золотая Баба: изображает женщину с младенцем-сыном; а близ нее еще ребенок: этого внуком зовут. Подле Золотой Бабы кладут такие инструменты, которые беспрестанно издают звук.

Югорский поход 1499 года был началом походов, которые совершали русские удальцы в течение двух веков, подвигаясь все далее и далее к востоку, открывая и подчиняя белому царю московскому новые землицы с новыми народами, пока наконец московско-русская держава не очутилась на берегах Восточного океана.