"Сергей Костин. Рам-рам " - читать интересную книгу автора

Проктолог, но даже не Художник. Так что Кашалота предложили заменить на
зверя помельче, и так Ромка придумал себе другое странное прозвище:
Выхухоль. Нас всех это сначала немного коробило, но потом привыкли.
Лешка придумал себе псевдоним Джойс. Он всегда был похож на английского
денди: и небрежностью манер, и отстраненностью от условностей, и
экстравагантностью поведения. Он склонялся к псевдониму Уайльд, но я
поколебал его в этом намерении намеками на известную особенность его кумира,
которую Лешка с ним не разделял. А потом я как-то рассказал ему историю о
том, как другой великий ирландец, будучи еще никому не известным юношей,
проходил без билета в театр. Он устремлялся к входу и, не останавливаясь,
бросал растерявшемуся билетеру: "Я - Джойс!" Лешке эта самоуверенность так
понравилась, что Уайльд был вынужден уступить соотечественнику.
Вообще считается, что псевдоним, когда агент придумывает его сам,
говорит о человеке очень много. Если вы завербовали, например, француза, и
он просит дать ему имя Роже или Дюран, толку от него не жди. Человек без
фантазии ничего дельного не совершит. А вот если этот агент, зная
собственную обстоятельность, предложит звать его Махабхарата или, потому что
он подозрителен, Фуке, он, скорее всего - авантюрист с воображением. К тому
же образованный, а такие для нашего дела лучше всего.

4

Я никак не могу перейти к делу. В общем, когда я получил сообщение об
убийстве моего старого друга Ромки, раздумывать мне было не нужно. Одно
автоматически влекло за собой другое: тебя бьют - ты даешь сдачи.
Свои решения я принимаю сам, но согласовываются они с тремя женщинами.
Первая - моя жена Джессика.
Джессика работает в небольшом нью-йоркском издательстве,
специализирующемся на новейшей истории. Она там, как это называется,
директор коллекции. На нормальном языке это означает, что она готовит к
печати воспоминания бывших шпионов, а также исторические исследования по
работе спецслужб, которые, как бы они от этого ни открещивались, пишут в
основном все те же бывшие шпионы. Если меня когда-нибудь поймают на том, что
я подозрительно хорошо осведомлен в этой области, я всегда могу сослаться на
то, что я, интереса ради, иногда читаю рукописи, над которыми работает моя
жена.
Джессика встает в половине седьмого, готовит Бобби завтрак и отводит
его в школу. Потом опять залезает в пижаму и ложится в постель. Иногда ей
удается снова заснуть, иногда нет. Тогда она включает лампу - в нашей
спальне окно выходит во двор-колодец, и там всегда темно, - подпихивает под
спину подушки, вооружается ручкой и берет с тумбочки очередную пачку листов.
Когда я вспоминаю наши разговоры с женой, как правило, они происходят именно
так: я просыпаюсь, тянусь поцеловать ее, иногда наши поцелуи затягиваются, и
тогда разговор происходит после, а иногда я просто пристраиваюсь к ней на
подушку.
- Я знаю этот твой взгляд, - заявила Джессика, едва посмотрев на меня.
Три дня назад я просто пристроился к ней на подушке. - Ты опять куда-то
намылился!
Джессика говорит об этом своим обычным, всегда чуть сонным голосом. В
нем нет ни тени агрессивности ("Вот, ты снова оставляешь дом на меня!") или