"Сергей Костин. Рам-рам " - читать интересную книгу автора

2

Я прилетел в Тель-Авив из Нью-Йорка накануне рано утром. Лешка Кудинов
с Машей ждали меня там уже сутки. А Ромка к тому моменту уже три дня как
лежал в холодильнике делийского морга. Хотя нет - лучше начать с самого
начала.
Итак, Ромка. Ромка Ляхов был фигурой заметной. Он был под два метра
ростом, очень плотным - не атлетического сложения, а такой, мясистый. Лицом
он удался не очень: нос крупный, глаза маленькие, глубоко посаженные, кожа
бугристая. Говорил он неожиданно высоким для его комплекции голосом, со
странными интонациями и поначалу даже производил впечатление человека
заторможенного, чуть ли не умственно отсталого. Это, если не прислушиваться
к тому, что он говорил. Если прислушиваться, вы через считанные секунды
забывали обо всех его странностях. Знаете такое выражение - "обаяние
интеллекта"? Вот Ляхов был просто хрестоматийным примером.
Я сейчас пытаюсь вспомнить какой-нибудь эпизод, чтобы дать вам это
почувствовать, но почему-то в голову не приходит ничего конкретного. Дело в
том, что Ромка не был мастером чеканных формулировок, а - я искренне верю в
магию слова - именно они остаются в памяти. На самом деле, он больше молчал
и никогда не подавал коротких реплик. Он ждал, пока все выскажутся, то есть,
когда ситуация, которая в начале разговора каждому казалось ясной,
запутывалась вконец. Это как наложить один на другой несколько слайдов одной
местности, снятой разными фотоаппаратами с разными объективами и под немного
разными углами. Каждый добавил свой слайд, и прозрачная картинка стала
мутной и темной. Вот тогда все взгляды обращались к Ляхову, и он бросал свое
обычное: "Можно я тоже скажу?" И начинал своим высоким, почти срывающимся
голосом, как будто он очень волновался, хотя взгляд его, спрятанный под
козырек белесых бровей, оставался спокойным и уверенным И это было, как если
бы он все наши слайды подгонял один под другой: какой-то укрупнял, какой-то
уменьшал, совмещал контуры, убирал случайное - и мутная картинка вдруг
становилась резкой. И в том видении проблемы, которое становилось нашим
общим, каждый и узнавал свой кадр, и признавал то, чего не видел раньше.
Из всех нас, двадцатилетних интеллигентных мальчиков, только в Ляхове
читалось блестящее будущее. Начальник Аналитического управления - это как
минимум. А вообще - начальник разведки. Если не всей Конторы.
Мы втроем - Ромка, Лешка и я - проходили подготовку на закрытой даче в
подмосковной Балашихе. Наш тогдашний куратор - бывший смершевец, коренастый,
немногословный, хитрый, с непохожей на настоящую фамилией Иванов - называл
нас "три мушкетера". Однако вместе с нами четвертой готовили и мою первую
жену Риту. Когда я обратил внимание Иванова на это несоответствие, он только
бросил: "Дюма вообще за скобкой оставил главного героя! Небось, не глупее
тебя был".
Лесная школа - будущий Институт им. Андропова - была по соседству с
нашей дачей, но там готовили разведчиков, которым предстояло работать под
прикрытием: в посольстве, в торгпредстве, корреспондентами. А из нас
готовили нелегалов - людей с выдуманными биографиями и поддельными
паспортами. Почему к нам затесался и Ромка? Было же ясно, что его работа,
работа аналитика и руководителя сложных операций, - кабинетная. Наверное,
потому что он сам этого хотел, а высокие начальники, которые прекрасно