"Любовь Тимофеевна Космодемьянская. Повесть о Зое и Шуре (про войну)" - читать интересную книгу автора

годы послужила, но работает хорошо, все в исправности. Тушь, надо полагать,
у тебя есть?
- И калька есть, - вставила Зоя.
- Вот и превосходно! Подите-ка поближе, я объясню, что к чему. Работа
несложная, но требует большой точности и аккуратности, зевать и мазать тут
не приходится.
Зоя подсела к дяде. Шура, стоявший у печки, не тронулся с места и не
произнес ни слова. Сергей мельком покосился на него и, склонившись над
чертежами, стал давать объяснения. Я, как и брат, сразу поняла, в чем дело.
Одна черта в характере Шуры всегда очень беспокоила меня: необычайное
упрямство. Например, Шура любит музыку, у него хороший слух, и он давно уже
играет на отцовской гитаре. Случается ему, конечно, и не уловить сразу
какую-нибудь мелодию. Скажешь ему: "Ты тут фальшивишь, это не так поется,
вот как надо". Шура выслушает, преспокойно ответит: "А мне так больше
нравится", - и продолжает играть по-своему. Он прекрасно знает, что я права,
и в следующий раз возьмет верную ноту, но только не сейчас. У него порядок
твердый: все решения, большие и малые, он принимает самостоятельно, никто не
должен подсказывать ему. Он взрослый, он мужчина, он все знает и понимает
сам!
Как видно, предложение дяди показалось Шуре покушением на его
самостоятельность, на право распоряжаться собой, которое он так ревниво
оберегал. И пока Сергей объяснял, что и как надо сделать, Шура издали
внимательно слушал, но так и не произнес ни слова. А Сергей больше и не
взглянул в его сторону.
Уже в дверях брат сказал, ни к кому в отдельности по обращаясь:
- Чертежи мне понадобятся ровно через неделю.
После его ухода Зоя раскрыла учебник физики. Я, как всегда, проверяла
тетради. Шура взялся за книжку. Некоторое время в комнате было тихо. Но вот
Зоя встала, потянулась, тряхнула головой (была у нее такая привычка - резким
движением отбрасывать темную прядь, постоянно сползавшую на лоб и правую
бровь). Я поняла, что с уроками покончено.
- Что же, пора за дело, - сказала она. - До ночи с половиной справлюсь,
- и стала раскладывать чертежи на столе.
Шура оторвался от книги, покосился на сестру и сказал хмуро:
- Сиди, читай свои "университеты"... (Зоя в те дни читала
автобиографическую трилогию Горького.) Я черчу лучше. И без тебя управлюсь.
Но Зоя не послушалась. Вдвоем они заняли чертежами весь стол, и мне
пришлось передвинуться со своими тетрадками на самый край. Вскоре ребята уже
углубились в работу. И вот, как часто бывало за шитьем, за стряпней или
уборкой - за делом, требующим не всего человека без остатка, а только
верности глаза и руки, - Зоя негромко запела:

Расшумелся ковыль, голубая трава,
Голубая трава-бирюза.
Та далекая быль
Не забыта, жива,
Хоть давно отгремела гроза!..

Шура сначала слушал молча, потом тихонько подтянул, потом запел
громче... оба голоса слились, зазвучали чисто и дружно.