"Любовь Тимофеевна Космодемьянская. Повесть о Зое и Шуре (про войну)" - читать интересную книгу автора

лежал на воде без движения, потом плыл, работая только одной рукой, потом -
держа в руке "гранату". Для его десяти лет это было, по совести, совсем
неплохо.
Потом были соревнования в беге, и Зоя пробежала расстояние в сто метров
быстрее всех: она бежала легко, стремительно и как-то очень весело, словно
это были не настоящие соревнования со строгим судьей и отчаянными
болельщиками, а просто игра.
Минута наивысшего торжества настала для Шуры, когда стемнело.
- Шура! Космодемьянский! - раздался голос Вити Орлова. - Пора зажигать
костер!
И я не успела оглянуться, как Шуру, только что сидевшего рядом, точно
ветром сдуло.
Один из самых младших, Шура тем не менее был в лагере костровым.
Разжигать костер его давно, еще в Гаях, научил отец, и он владел этим
искусством в совершенстве: сучья находил самые сухие, укладывал их как-то
особенно ловко, так что занимались они мгновенно и горели жарко и весело. Но
небольшой костер, который Шура иногда разводил неподалеку от нашего дома,
конечно, не мог сравниться с тем, который должен был вспыхнуть сейчас на
большой лагерной площадке.
Шура весь ушел в работу. Тут уж он забыл и о моем приезде и обо всем на
свете. Он таскал сучья, укладывал, готовил запас, чтоб был под рукой. И
когда совсем стемнело и ребята уселись вокруг, он, по знаку Вити, чиркнул
спичкой. Тотчас послушно вспыхнули тонкие сухие ветки, по черному ломкому
хворосту с неуловимой быстротой поползли огненные змейки - и вдруг, далеко
отбрасывая обнимавшую нас темноту, вскинулось вверх ослепительно-яркое
пламя. Мне давно надо было уехать, почти никого из родителей уже не осталось
в лагере, но Зоя крепко держала меня за руку, повторяя:
- Ну пожалуйста, останься! Подожди, посиди еще. Костер - это так
хорошо! Вот сама увидишь. Ведь до станции близко, и дорога прямая. Мы тебя
проводим всем звеном, нам Гриша позволит.
И я осталась. Я сидела вместе с детьми у костра и смотрела то на огонь,
то на лица ребят, освещенные розовым отблеском смеющегося, неугомонного
пламени.
- Ну, о чем сегодня поговорим? - сказал вожатый, которого все ребята
называли просто Гришей.
И я сразу поняла: тут не готовят особой программы для костра, тут
просто беседуют, разговаривают по душам, потому что когда же и поговорить,
как не в этот тихий час, когда за плечами, чутко прислушиваясь, стоит
прозрачная синь теплого летнего вечера, и нельзя отвести глаз от костра, и
смотришь, смотришь, как наливаются расплавленным золотом угли и вновь
тускнеют под пеплом, и летят, и гаснут несчетные искры...
- Я вот что думаю, - предложил Гриша, - давайте сегодня попросим
Надиного отца рассказать нам...
Я не расслышала, о чем именно рассказать - последние слова Гриши
заглушил хор голосов. "Да, да! Расскажите! Просим!" - неслось со всех
сторон, и я поняла, что рассказчика ребята любят, его не раз слушали и
готовы слушать еще и еще.
- Это отец Нади Васильевой, - быстро пояснила мне Зоя. - Он, мама,
замечательный! Он в дивизии у Чапаева был. И Ленина слушал.
- Я уж столько вам рассказывал, надоело, наверно, - услышала я