"Елена Николаевна Кошевая. Повесть о сыне " - читать интересную книгу автора

Помещались они в просторных рабочих общежитиях, около базарной площади.
Олег в эти дни почти не бывал дома. Он не пропускал ни одного события
в Краснодоне. До всего ему было дело. Чтобы и ночью следить за налётами
вражеских самолётов, он ложился спать во дворе, накрывшись простынёй.
С немецких самолётов падали ракеты, надрывно гудели паровозы, шахты,
шарили по небу прожекторы, хлопали зенитные пушки. Враги бомбили окраины
города, где скопились наши воинские части. Доносился яростный гул бомбёжки
и со станции Лихой; там долго стояло яркое зарево. Ночью становилось
светло как днём.
Я безотчётно боялась за Олега. Мне казалось, что его белую простыню
среди зелени заметят немцы. Олег посмеивался:
- Что же ты, мама, думаешь, простыня - это тоже военный объект? Это
же обыкновенная ткань, а под ней спит обыкновенный субъект!


В ПУТЬ

В Краснодоне вторично началась эвакуация. В нашем доме тоже
готовились к отъезду. Хотя и верили мы, что настанет время, когда мы снова
возвратимся в родные места, но на сердце было тяжело. Олег всячески
старался успокоить тех, кто впадал в отчаяние; горячился, доказывая, что
нас невозможно победить, ссылался на историю, и, правду сказать, нам
становилось как-то спокойнее от его слов.
А по дорогам, по всем улицам Краснодона всё двигались и двигались
бесконечные людские потоки. Хрипло мычал голодный скот, причитали женщины,
а дети уже не могли и плакать.
На машинах, на телегах, на тачках, а то и на себе люди уносили свой
скарб, уходили от немцев. Всё это, двигаясь на восток, перемешивалось с
воинскими частями. Иногда весь этот шум, крики и плач перекрывал лязг
гусениц танков. Шла кавалерия, двигалась пехота. Почерневшие лица у бойцов
и командиров были угрюмы.
Поднятая тысячами ног и колёс, тяжёлая тёмно-красная донбасская пыль
вставала плотной стеной, затемняла солнце, покрывала чёрным налётом лица
людей, высушивала рот, слепила глаза, скрипела на зубах. Порой людей не
было видно из-за неё.
Солнце жгло без жалости. Сердце разрывалось от боли при виде
измученных ребятишек. Им было тяжелее всех. Наш домик стоял около дороги,
и из окон всё было видно. Видел это и Олег, и мука застыла в его глазах.
- Мама, - жёстко твердил он, - мне надо уходить. Надо! Может
случиться, что эшелонов не хватит на всех. Что тогда? Гитлеровцы нас,
мужчин, в первую голову погонят строить для них укрепления, рыть окопы,
подносить патроны и снаряды к их пушкам. А эти пушки будут стрелять по
нашим, убивать их! Ты же знаешь, я никогда не пойду на это, и немцы убьют
меня. Нет, надо уходить. Надо...
И вдруг - новое горе. Перед самым отъездом тяжело заболела бабушка.
Она, правда, всё ещё хлопотала, работала за троих, но силы её оставляли.
Выяснилось, что у неё брюшной тиф. Это разбило все наши планы. Как я могла
оставить больную мать? Я заявила, что никуда без неё не поеду.
Оставалось одно: немедленно выезжать брату с семьёй и Олегом. Для них
и для шести рабочих дали подводу. Договорились на подводу уложить все